– Да, да! Мой милый секретарь крушился сим обстоятельством и не мог перенесть, что прекрасная без остатка расточилась. Хе, хе, хе! – шутил и Елагин.
– Думать должно, не без остатка. И подлинно, было бы жаль, если бы мы лишились такой прелестницы. Формы ее Афродитиным подобны, плечи Цереры [70] Церера – в древнеримской мифологии богиня – покровительница земледелия, материнства и брака. Амфитрита – богиня морей, Помона – богиня садов.
, бедра Амфитриты, а лядвии [71] Лядвия – верхняя половина ноги, от таза до колена (по В.И. Далю).
Помоны! – Говоря это, Мещерский делал руками округлые жесты, как бы осязая формы таинственной супруги Калиостро.
– Обратися, обратися, Суламитино, обратися, обратися, и узрим тебя! – со сладострастным выражением старого сатира на лице цитировал между тем «Песнь песней» Соломона [72] …цитировал… «Песнь песней» Соломона… – «Песнь песней» – одна из книг Библии, авторство которой традицией приписывается древнееврейскому царю Соломону и которая представляет собой сборник песен, сложившихся в IX–III вв. до н. э. Кроме «Песни песней» царю Соломону (X в. до н. э.) приписывается авторство нескольких сот лирических произведений, а также библейской книги «Екклезиаст» («Проповедник»), написанной на много веков позже времен Соломона.
главный директор театров. – Чрево твое яко стог пшеницы, огражден в кринех [73] Крин ( устар .) – лилия.
! Два сосца твоя яко два млада близнеца серны!.. Надеяться надо, что господин Калиостро супругу свою не вовсе обескровил, что мы еще увидим сию прелестную!
– Можно сказать, что она полносочна, как спелый златой яблок Гесперидских садов [74] Гесперийные сады – в греческой мифологии сады на краю мира у берегов реки Океан, где росли золотые яблоки вечной молодости. Охраняют эти яблоки нимфы Геспериды, дочери Ночи.
, – причмокивая, не унимался Мещерский.
– Секретарь мой от прелестной Калиострихи сильно растрепан! Но думаю, что ежели он и не нашел ее во гробе, то с помощью полновесных червончиков легко на ложе неги обретет. Все иностранки сим промышляют!
Говоря это, собеседники вышли к подъезду. Через минуту лакеи рассадили их по каретам, и братья каменщики разъехались.
Елагин чувствовал себя прекрасно. Калиостро он окончательно считал только ловким фокусником, шарлатаном и промышленником. Находясь в состоянии легкого, приятного опьянения, несмотря на проведенную без сна и полную волнения ночь, Иван Перфильевич на редкость был бодр, беспечен, и только приятное расслабление покоило его в быстро катящейся карете. Глухие приступы подагрических болей, дававшие о себе знать в начале заседания капитула, теперь исчезли. Приятная дремота овладевала им порой. Потом, просыпаясь, старик начинал мечтать о предстоящем свидании с певицей.
Когда карета остановилась и лакей открыл дверцу, Иван Перфильевич выпорхнул из нее легкой птичкой. Габриэлли подлинно ожидала его, весьма гневаясь, как сообщил с таинственно многозначительным видом старый камердинер, отсутствием директора театров. Елагин улыбнулся и осведомился, где его секретарь. Оказалось, что он давно ожидает в кабинете с приготовленными бумагами.
– Еще доложить имею вашему превосходительству, что от государыни пакет прибыл, – сообщил камердинер.
– Ах, Боже мой! Верно, насчет указа! Или опять этот несносный Паэзиелло наябедничал!
Иван Перфильевич поспешил в кабинет. Секретарь почтительно встретил его – никаких следов ночных волнений в облике молодого человека не обнаруживалось. Он подал пакет от государыни.
«Иван Перфильевич, – писала Екатерина. – Тебе подобного ленивца на свете нет. Никто столько ему порученных дел не волочит, как ты! Где указ против кожедирателей, сиречь ростовщиков, коего вам наискорее заготовить велела? Впрочем, благосклонная вам Екатерина».
– Указ против кожедирателей! Боже мой! Совсем из головы выскочило! – вскричал в крайнем смущении Елагин.
Екатерину беспокоило чрезвычайное развитие в столице ростовщического промысла. Евреи, итальянцы, молдаване, греки, даже индийцы – ростовщики разных национальностей – пили кровь из золотой гвардейской молодежи, опутывая щеголей и мотов паутиной долговых обязательств. Недавно в отчаянии, видя себя в неоплатных долгах, один кавалергард, отличенный государыней за статность и благородство характера, поверг на усмотрение монаршее горестное свое положение. Екатерина решила издать указ против ростовщиков для обуздания их жадности и поручила составление его Елагину. Но за множеством театральных, масонских, амурных и столовых дел Иван Перфильевич о приказании государыни запамятовал совершенно.
Читать дальше