Хрисанф Херсонский - Вахтангов

По приезде в Москву Вахтангов вдвоем с Дейкун под руководством Леопольда Сулержицкого готовит для показа выбранную ею инсценировку «Гавани» («Франсуаза») Мопассана, опираясь больше на текст в пересказе Льва Толстого.

Вернувшись из дальнего плавания, матрос Селестен Дюкло проводит в портовом притоне часы с проституткой. Внезапно он узнает от нее, что она его родная сестра. Горе, бешенство, слезы, ярость, проклятия судьбе, искалечившей им жизнь, сплетаются в течение коротких мгновений в трагический клубок…

В.И. Немирович-Данченко, посмотрев эту работу, тут же предлагает Вахтангову вступить в труппу театра. Вахтангов отказывается. Он хочет сначала окончить школу. В этом решении его поддерживает и Сулержицкий.

В конце августа Вахтангов и Дейкун показывают «Гавань» в публичном спектакле в Сычовке.

Они не поддаются соблазнительным эффектам мелодрамы, не хотят «выплескивать нервы» под ноги себе и зрителям, играют суровую и тем более выразительную человеческую трагедию. Позже Вахтангов возвратится к «Гавани», воспитывая своих юных учеников и учениц.

Так шутки, пародии, улыбки таланта, актерские игры сочетаются у Вахтангова с серьезными задачами в жанре психологической драмы. Овладевая всем разнообразием артистической палитры, Вахтангов оттачивает свое понимание искусства актера. Позже оно с необычайной щедростью дарования раскроется в спектаклях, которыми он обессмертит свое имя. Краски юмора и горькой трагедии, усмешка и глубокая мысль у Вахтангова не просто соседствуют одно с другим, но органически сливаются в единое художественное целое. Это психологическое единство будет уже не только «настраивать» зрителей соответствующим образом, но и потрясать их глубиной мысли и темпераментом.

И, кроме того, актеру необходимо спасительное чувство юмора для борьбы со штампом.

Существует в душевных состояниях артиста на сцене почти неуловимая черта. Она требует особого внутреннего слуха. Чуть переступишь эту роковую черту, и твоя жизнь в образе того или иного героя неминуемо начинает терять свежесть открытия. Неприметно превращается в банальность. Становится штампом. И вот еще заранее, когда актер начинает приближаться к этой черте, должна действовать чуткая система сигнализации. Тут приходит на помощь чувство юмора. Стоп! Дальше запретная зона. Начинай все сначала. Ищи других, свежих, более естественных и интересных, а стало быть, и более умных путей к точной правде!

Шутка, ирония, улыбка, остроумие — верные союзники художника-актера для того, чтобы вовремя обнаружить его смертельных врагов — пошлость и сентиментальность, и в его борьбе за точную правду на сцене — за умную и тонкую художественную правду.

С.Г. Бирман вспоминает: «Самый юмор Вахтангова говорил о его высоком интеллекте. Ведь в шутках Антоши Чехонте была близость с Антоном Чеховым. И в Жене Вахтангове в самые заурядные моменты повседневности проглядывал Евгений Вахтангов».

Ничто так не помогло Вахтангову понять цену улыбки артиста, когда она рождается из деятельной любви к жизни, как встреча с Сулержицким.

Увидев яркую одаренность Вахтангова, его вскоре переводят в старшую группу школы Адашева, где он сразу становится любимым учеником Леопольда Антоновича.

Этот человек навсегда входит в жизнь Вахтангова как самый близкий старший друг и наставник. Более того, существо возникших между ними отношений не покрывается словами «друг» и «дружба» в их стертом, житейском смысле.

Бывает так, что из глубоких недр жизни народа поднимаются необыкновенно одаренные и обаятельные, по-особому настроенные, воодушевленные люди, о которых хочется сказать: «большое сердце», «светлая душа», «друг народа», «друг жизни»… Такие люди духовно сродни скромным и веселым, милым богатырям из русских былин. Они предельно просты, непосредственны, открыты в общении с другими. Таким человеком среди русской художественной интеллигенции тех лет был Леопольд Антонович.

Станиславский называл его своим нежно любимым другом и считал гениальным. Дружба с Леопольдом Антоновичем согревала Льва Толстого. Им восхищался Максим Горький…

Содержание дружбы с Сулержицким становилось для молодого Вахтангова все более глубоким.