А на седьмой день въехали в Харбин.
О-о-о! Красота! Столица. Шик и блеск.
В городе ломовой извозчик довёз их до Зелёного Базара. Ура! Добрались!
Тётя Настя обрадовалась, всплеснула руками, расплакалась от счастья, послала соседских ребятишек с радостной вестью на работу к её мужу. Занесла спящего измученного Мишуху в свежесрубленную избу. Клавочка добрела сама, еле живая, согнувшаяся, ладошки ниже коленок, глаза полуоткрыты.
Дом хоть и размером всего с треть вагона-теплушки, но Панфиловы к встрече родных уже давно подготовились, сколотили кровати, и тётя Настя тут же развернула на них новенькие матрасы, принесла из своего домишки чистенькое бельё.
Папа Павел укладывался спать последним. Миша проснулся, переполз к отцу под бок, зашептал:
– А хунхузы в наш новый домик не придут?
– Нет, сынок, – слышался из темноты тихий папин голос, – всё в порядке, хунхузов здесь не бывает. Ты не бойся. Хорошие люди не боятся дурных людей. Добрые всегда сильнее злых. А мы хорошие, значит, мы сильные. Подумаешь, хунхузы! Да мы их с тобой! Да ты один их победишь! Потому что хороший.
Отец Павел и не догадывался, что произойдёт с Мишей через много-много лет, когда тому стукнет не пять, а двадцать пять. Не знал, но будто бы предвидел. И не ошибся…
Приключение
Хунхузы и прыгун
Слушаем рассказ человека, прошедшего огонь, воду, медные трубы. Про «огонь» – это когда в него, в убегающего, стреляли как по мишени. Из десятков ружей. Слава Богу, убегал Миша шустрее пуль и картечи, а стрелявшие оказались мазилами.
Эта история неоднократно, вдохновенно и с удовольствием пересказывалась нашим героем в семейной аудитории или при близких гостях.
– Стреляли в меня не спозаранку, а ближе к полудню. А утро ничего худого не сулило. Собирался на охоту. Из Барима. Такая деревушка на севере Китая. Осень сорок пятого. Ещё не холодало. Рассвело рано. В спальне побросал над собой проснувшуюся трёхлетнюю дочку Ритушку, она смеялась, довольная, и на радостях прочла мне стих: «Серый волк, серый волк, он зубами громко щёлк». Обнял смеющуюся жену, спасибо за тепло и за блинчики. Перекинул поудобнее через голову кожаный ружейный ремень, затянул его потуже, чтобы винтовка по спине не елозила, ведь за день пройду километров двадцать. Во дворе извинился перед Рексом: не обижайся, хвостатый помощник, сегодня на охоту без тебя. И бодро – за калитку. Поздоровался с прохожими – с каждым на их языке. Соседу маньчжуру пожал руку, а с угрюмым китайцем просто здрасьте-здрасьте по-ихнему, то есть я ему «ни хао», и он мне – «ни хао».
Через насыпь железной дороги. Оглянулся на деревню. Дым из всех труб вертикально вверх. Прекрасная погода, самая что ни на есть охотничья. Так что вперёд, в сопки! Знаю, в каком распадке и в каком осиннике могут пастись изюбри (наедают на зиму бока), туда и иду проверить. Если подтвердится, если встречу следы, то завтра спозаранку беру братьев, расставлю их на номера, сам пойду загонщиком, и мы будем с добычей.
Сейчас, вдоль просеки, «на номерах» пока не мои братья, а ястребы-тетеревятники: на одинаковом удалении друг от дружки, метров через триста-четыреста, сидят на выступающих сосновых ветках, распределили территорию, выглядывают неосторожных зайцев или беспечных рябчиков, чтобы лихо напасть. Тоже охотники. Мои коллеги. И конкуренты.
А я тем временем по поваленному дереву, расставив руки наподобие канатоходца, перебежал через речушку. Взбираюсь вверх по склону. Косогор не очень крутой, абсолютно безлесный. Обычно эту сопку я обходил по низине, ведь «умный в сопку не пойдёт». А тут решил её обследовать на предмет оленьих следов и лёжек. И вот выхожу я…
И выхожу… Выхожу на такое полюшко. Приличное – с полгектара будет. Прошагал вглубь с десяток шагов и вдруг застыл. Что-то не так: под сапогами хоть и мшисто, но абсолютно сухо, а на серединке поля, метрах в пятидесяти впереди, – вроде как болото. Да, похоже на верховое болото, потому что на нём такая кочка́, – рассказчик обрисовывает руками, – такая кочка́ чуть шевелится, будто от ветра на болоте колышется; штук двадцать или тридцать немаленьких бугров. И от каждой кочки поднимается вверх что-то похожее на вбитый колышек, плохо видно, что это. То ли черенки от лопат?
Слушаем бывалого охотника с восторгом и при этом знаем, что он скажет и изобразит лицом и жестами в следующую минуту, ведь эту историю слышали от него в сотый раз. Ну, в двадцатый, это без преувеличения.
Читать дальше