Дмитрий Усачёв - Китай под семью печатями

И тем более комфортно будет побродить по дачному, курортному и охотничьему посёлку Барим – десять или сколько-то там тысяч населения. В Бариме появилась на свет моя сестра Ира. Но её записали как родившуюся в Хайларе, чтобы солиднее. В Бариме папа с мамой и дочками жили в своём доме.

Когда я звонил переводчику Юре из России, то спрашивал, а как же мы узнаем друг друга в холле харбинского отеля, куда, с его слов, он подойдёт к десяти утра. Он сказал: «Я тебя узнаю, не волнуйся». У них принято сходу-слёту обращаться на «ты», хоть собеседник и вдвое тебя старше.

Ну ладно, раз он говорит «узнаю», значит, так оно и будет.

Завтрак в отеле был понятным – китайско-европейским, много фруктов. Почти все столики в большущем ресторане заняты, место себе нашёл далеко от раздачи и кофейного агрегата. Среди сотни едоков в ресторане европеоидами оказались кроме меня ещё два человека в деловых костюмах, белолицые, но не русские. Остальные – внутренние китайские туристы, отпускники, весёлые и довольные, может, кто-то в командировке. Жгуче черноволосые.

Так что когда я без минуты десять спустился на лифте в холл гостиницы, то с одного из диванчиков мгновенно поднялся мой провожатый на ближайшие дни. Юра прав, меня невозможно было не узнать, – в холле отеля один я оказался не китайцем.

– Я поведу тебя в музей, – сказал мне Юра торжественно, почти по Сергею Михалкову, глянул на часы. – Он уже открыт.

В музей так в музей, два квартала от гостиницы, рядышком. В десять с минутами мы уже поднимались на крыльцо красивого двухэтажного старинного здания. Глянул на вывеску, там, кроме иероглифов, увидел ещё и дублирующую надпись, но не на латинице и не на кириллице, а на чём именно, я так и не понял.

Народу – никого, мы оказались первыми и единственными. Не касса, а столик рецепции, за ним – строгая китаянка-распорядительница бальзаковского возраста. Когда я покупал билет, то Юра что-то произнёс, и дама сразу заулыбалась мне, засияла, приложила ладонь к груди и даже чуть поклонилась.

Юра уточнил у меня:

– Я ведь правильно сказал, что твои родители – харбинские евреи?

Ей, распорядительнице, он мой растерянный ответ переводить не стал. И служащая музея продолжала мне улыбаться, но уже чуточку с сомнением. Психолог, почувствовала: что-то не так.

Да, это мы пришли в Харбинский еврейский исторический музей. А мои родные – они не евреи, они эмигранты русского происхождения. Но работодателями у них нередко оказывались именно предприниматели-евреи. Например, мой дедушка Павел Никитич Усачёв, как только приехал с семьёй в Харбин, так сразу устроился в шапочную мастерскую к Палею. Папины родные всегда считали, что лучше всего семья жила тогда, когда дедушка работал у Берха Палея.

Вообще, еврейская община в Харбине в начале прошлого века, ещё задолго до большевистской революции, доходила по численности до 20 тысяч человек. Это следствие массового переселения евреев в Китай – бежали из Польши, России, Балтии, где евреев тогда притесняли и преследовали, придумывали всякие «черты оседлости».

КВЖД и Харбин колоссально выиграли от этого переселения. Градостроительство, архитектура, медицина, образование, банки, адвокатура, ювелиры, театры, музыкальные школы, прачечные и кондитерские, кафе и рестораны, гостиницы, пресса, реклама, торговля, ремёсла, культура взаимоотношений между людьми. Всё это в Харбине логично и умно развивалось во многом благодаря еврейской диаспоре. Без евреев Харбин вырос бы другим. Похожим, но другим. Таким же хорошим.

Разглядываю выставленную конторскую мебель из тех, из тридцатых. Так и хочется усесться за стол с пишущей машинкой, чтобы перенестись в обстановку приёмной того же БРЭМа, куда вызывали моего отца и всех родных. Похоже, что и фортепьяно могло дополнять-украшать рабочий кабинет, в музее это смотрится гармонично. Останавливаюсь у стендов, читаю и конспектирую подписи к фотографиям. Ищу улицу Конную.

Конная улица – она в районе Пристани не продольная, не сбегающая к реке. Она поперечная, а все поперечные короче.

Среди «домашних заданий», которые я задал сам себе, – найти дом, в котором сто лет назад была скорняжная мастерская Берха Ицковича Палея. На одной из фотографий, ура, вижу в подписи похожий адрес – Konnaya street, 22. А ведь у Палея мастерская тоже на Конной?

Быстренько сравниваю со своими записями. Да, магазин мехов и готового платья у Палея был на Китайской, 112. А его скорняжная мастерская – на коротенькой улице Конной. Ага, получается, что дедушка шил шапки рядом с домом, который на музейной фотографии, то есть рядом с Начальной религиозной школой для мальчиков – Талмуд-Тора имени Скидельского.