Как только Травена приоткрыла дверь, Афанасий влетел в комнату, не дожидаясь приглашения, и замер у топчана, на котором спали его жена и ребёнок. Травена подошла поправить одеяло на Синильге и сказала, стараясь справиться с волнением: «Поздравляю вас, Афанасий Кириллович, у вас родился сын! Он здоров, как и жена ваша, им только необходим небольшой отдых, прежде чем отправиться в путь». Лицо мужчины осветилось такой неподдельной радостью, что Травена на миг испытала угрызения совести. Афанасий присел у топчана и нежно взял жену за руку. Синильга открыла глаза, почувствовав это прикосновение, и улыбнулась мужу. Он сжал её руку и сказал со слезами в голосе: «Родная моя, спасибо тебе за сына!» Синильга повернула голову и посмотрела на сладко посапывающий свёрток рядом с собой, подтянула его к себе поближе и, с любовью вглядываясь в красное сморщенное личико, произнесла: «А мне показалось, я рожаю его дважды». Сердце Травены рухнуло в пятки, в голове зазвенело, но смех Афанасия привел её в чувство и успокоил. «Конечно, дорогая, ты же родила богатыря!» – в его смехе слышались облегчение и любовь.
Спустя пару часов Травена стояла в дверях своей хижины и провожала глазами небольшую процессию из трёх человек, постепенно исчезающую в туманной предрассветной дымке. Она смотрела им вслед и удивлялась неожиданным поворотам, которые иногда делает судьба. Ещё вчера она была бедной одинокой женщиной, а сегодня она счастливая мать.
Уходя, Градский протянул её мешочек с золотом, которого могло бы хватить, чтобы купить целую деревню. Никогда ещё Травене не предлагали такой щедрой платы, да она раньше и не взяла бы такой подарок, но теперь ей было о ком заботиться и ради кого взять это золото. Афанасий удивился, когда она попросила дать ей на память что-нибудь личное, но, не раздумывая, снял свой перстень, на котором были выгравированы его инициалы, и протянул его Травене. Сказал, что если ей когда-нибудь что-то понадобится, этот перстень будет ей пропуском в его дом. Такая щедрость и доброта вновь пробудили в Травене угрызения совести, и она пообещала себе, что когда-нибудь расскажет своей девочке о её настоящих родителях, но это произойдёт нескоро.
Процессия уже давно скрылась в лесу, когда Травена очнулась от своих мыслей и вспомнила о том, что её ждет проголодавшаяся дочурка. Счастливая от осознания того, что кто-то ждет её, Травена шагнула в дом и в новую жизнь.
Май 1451 г.
Жаркое, по-весеннему яркое солнце ударило ей в лицо, едва Лилия открыла покосившуюся дверь их избушки. Ослепительный весенний день наполнил душу девушки ликованием. Со всех сторон доносился весёлый птичий гвалт, от освободившейся из-под снега поляны шёл одуряющий аромат согревающейся земли, ручеёк под дубом превратился в бурлящую и пенящуюся речку, а у самого крыльца робко покачивал головкой первый подснежник. Вобрав в себя все запахи и звуки, Лилия счастливо вздохнула и, свистнув Локи и Тора, направилась в лес. Волки послушно побежали рядом, но Локи вскоре, как обычно, опередил девушку. Они всегда так ходили в лес. Первым бежал любопытный, пронырливый и игривый Локи, а серьёзный, вдумчивый и терпеливый Тор шёл замыкающим. Лилия назвала их по именам скандинавских богов, о которых прочитала в книге о различных верованиях и язычествах, и имена эти очень им подходили. Лилия вспомнила, как нашла двух волчат около истекающей кровью волчицы. Волчица с пропоротым вилами животом смогла проползти от деревни почти до самого логова, прежде чем упала замертво. Тогда тоже была весна, но очень холодная и ненастная. Чуть подтаявший снег превратился в ледяную корку. Казалось, всё: деревья, кусты, сухая прошлогодняя трава – было покрыто тонкой ледяной и хрустящей плёнкой. Волчица давным-давно закоченела, когда Лилия наткнулась на неё и скулящих от голода и страха волчат. Она лежала в ледяной луже собственной крови, и волчата поскальзывались на ней, неуверенно кружа вокруг своей матери. Лилии тогда пришлось пожертвовать тулупом, чтобы притащить рычащих и кусающихся волчат в дом.
С тех пор прошло четыре года, и волчата превратились в матёрых и сильных волков, её верных друзей и неизменных спутников. Лилия никогда не ограничивала их свободу, то Тор, то Локи иногда исчезали в лесу на несколько недель, а то и месяцев, но всегда неизменно возвращались к ней. Они втроём ходили на охоту, рыбалку, за травами, ягодами и грибами, а иногда в пермяцкое поселение, хотя в селение волки ходить не любили и предпочитали ждать Лилию за околицей, но она всегда знала, что они рядом, и стоит ей свистнуть, как они тут же примчатся на её зов. Лилия с любовью посмотрела на бегущего впереди по тропе Локи. Однажды он здорово выручил её. Она поздно возвращалась из деревни, где лечила больную старуху, когда наткнулась на хмельного Петра, вернее, это он перехватил её. Она тогда удивилась, что Пётр так открыто подошёл к ней. Обычно деревенские парни держались от девушки в стороне, в бросаемых ими тайком взглядах отражались и восхищение, и удивление, и неодобрение, и даже страх, они смотрели на неё, как на некое лесное диво, красивое, но внушающее опасения, от которого не знаешь, чего ждать. Очень уж Лилия не походила на местных девиц, темноволосых, низкорослых и коренастых. Она была высокой и стройной, как молодая берёзка, гибкой, как ива. Её длинные белые волосы отливали золотом в солнечном свете и серебром в лунном. Большие сине-зелёные глаза, опушённые тёмными ресницами, казались лесными озёрами и, как вода в этих озёрах, меняли оттенок, становились то бирюзовыми в солнечном свете, то тёмно-зелеными, как хвоя пасмурным днём. Её кожа, казалось, излучает мягкий свет, и во всём облике девушки было что-то таинственное и непостижимое, как сама природа. Казалось, она не принадлежит тому миру, в котором жили местные жители, поэтому они старались лишний раз не подходить к ней, прибегая к её помощи только в случае нужды. Впервые Лилию так нагло обхватил деревенский парень. Запах браги и лука, идущий от него, заставил девушку вздрогнуть от отвращения. Она попыталась оттолкнуть его, но Пётр только крепче обхватил её и начал подталкивать к густым зарослям черемухи, в которых любили уединяться местные влюблённые, его жаркий шёпот эхом отдавался в её голове: «Ну что, русалка, посмотрим, все ли у тебя такое же, как у наших девок, ножки-то у тебя есть, может, и между ног что найдётся. Я давно к тебе приглядываюсь, хороша ты, неужто сокровище своё для лешего бережёшь».
Читать дальше