Лариса Склярук - Царица Парфии

Симила почувствовала чужой взгляд. Он встревожил ее, словно это было прикосновение. Она повернула голову и быстрым, рассеянным взглядом обвела сад, цветы, старого садовника, обрезающего в стороне засохшие ветки. Нет, не они. Кто же так ее встревожил? И вдруг вновь брошенный на нее взгляд мгновенно обжег ее.

В этом взгляде Симила почувствовала пылкость чувства, опьянение ее красотой и любовный призыв. Ни на секунду у нее не возникло чувства оскорбленности, сомнения в возможности так смотреть рабу на благородную госпожу. Взгляды порой красноречивее слов. Всякая любовь начинается от взгляда.

Между ними стояли тысячи препятствий, но первое чувство, никогда прежде не испытанное, всегда захватывает целиком, до самозабвения. Ни Симила, ни Алексион и сами не могли бы объяснить, как это произошло и случилось. Не раздумывая, с непостижимым безрассудством бросились они навстречу любви или навстречу безумию. О силе страсти именно по этим безрассудствам и судят. Любовь будит в людях неистовство, заставляя совершать немыслимые поступки.

Вряд ли влюбленные рассчитывали быть неувиденными в небольшом доме, где рядом с хозяевами постоянно живут слуги. Можно сказать, что на миг они просто потеряли представление о действительной жизни. Они любили друг друга исступленно и отчаянно, как только и возможно любить на краю. Чего было более в их любви, промчавшейся губительным вихрем, – радости, счастья или горечи и страдания? Любовь, повторяемая веками и никогда не повторенная. Сила, которой невозможно сопротивляться. Чего больше в этом чувстве? Божественного или животного? Возвышенного или плотского?

Речь не о сексе, простеньком и примитивном, как совокупление собак. А о страсти, почти безумии.

Эти двое оплатили свою страсть сполна.

Карвилий не расстался с Симилой. Но более к ней не входил. Его возникающее желание тут же отравлялось воспоминанием той ночи, запахами страсти, заполнившей спальню. Его терзал ужас в глазах Симилы.

Три дня Симила провела в своей спальне. Наконец Карвилий послал раба позвать жену к обеду. Он полулежал на ложе в таблинии [20] Таблиний – столовая. и слушал ее тихие приближающиеся шаги. Сердце его билось сильно и неровно. Он не знал, как он будет себя с ней вести.

Вошла Симила, остановилась у входа. В первое мгновение Карвилию показалось, что она сейчас упадет перед ним на колени и станет целовать его ноги. Если бы Симила повела себя так, он бы простил ее, но свысока, с покровительственно-высокомерным снисхождением. Но Симила не просила прощения. Она стояла, худенькая, бледная, и казалась тростинкой на ветру. Синие глаза женщины смотрели на мужа, но Карвилий не прочел в них ни осознания вины, ни сожаления. Напротив, он почувствовал, что так основательно забыт женой, словно его никогда и не было. Нет, он был, и это он разрушил ее мимолетное счастье. В глазах Симилы навсегда притаилось выражение раненой птицы.

Жизнь внешне потекла по привычному руслу. Супруги продолжали жить вместе, создавая видимость приличной римской семьи. Карвилий надеялся, что со временем острота чувств сотрется. А его холодность будет справедливым наказанием. Он покажет свой характер с тем, чтобы потом простить. И это великодушное прощение заставит женщину быть благодарной. С этими мыслями он не посещал спальню Симилы. Они встречались за трапезой. Вяло разговаривали на отвлеченные темы. Карвилию казалось, что его план хорош и уже видны результаты. Ее нежная, несмелая, виноватая улыбка, ее все увеличивающаяся бледность. Видя, как Симила тает, он уже решил ее простить, и вдруг…

Неожиданный удар был нанесен за ужином. Внесли рыбу. От запаха рыбы Симиле стало плохо.

Первой поняла все Виргиния. Она вместе с дочерью покинула таблиний. Затем в спальню был вызван Карвилий. Встревоженный мужчина остановился на пороге, с беспокойством глядя на бледную Симилу, лежащую с закрытыми глазами.

Радостная Виргиния сообщила новость:

– Симила беременна. Предполагаемый срок два месяца.

И уже по выражению лица мужчины поняла, что это сообщение буквально убило Карвилия. Он отшатнулся, его руки непроизвольно дернулись, защищаясь. Лицо искривила гримаса. Опустив голову, Карвилий вышел. Виргиния заглянула в комнату, где он сидел в одиночестве, но подойти к нему не решилась и, кусая губы, поспешила покинуть печальный дом.