Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том восьмой

В отдельном помещении у Шиммеля продавали румяные кныши, белостокские булочки с печеным луком и массивные сэндвичи на ароматном ржаном хлебе.

– С говядиной и солеными огурцами, – Леона шмыгнула носом, – а не с этой мерзостью.

Она заставила себя дожевать проклятый бутерброд. У Шиммеля маленькая Леона получала шоколадную шипучку с пышной шапкой пены. Отец брал себе сельдереевую газировку.

– Мама ее терпеть не могла, – вспомнила Леона, – а папа смеялся, что газировка ничем не хуже имбирного пива, которое предпочитала мама…

Леона тоже любила имбирное пиво. Молчаливые охранники приносили ей только химические соки в маленьких картонках. Вода, правда, здесь оказалась хорошей. Леона узнала вкус.

– Мы в горах, – поняла женщина, – в Кисловодске из-под крана шла похожая. В Москве вода гораздо мягче…

Ей полагался час прогулки. Леона ходила по обнесенному стеной участку. По верху ограды протянули колючую проволоку. В лазоревом небе расплывались следы самолетов. Изредка над комплексом появлялись и машины, двигающиеся тройками. Над участком парили птицы. Леона разглядела гордый размах крыльев. Символ США, белоголовый орлан, хрипло что-то закричал.

– Они живут рядом с водой, – вспомнила Леона, – но мы не на побережье Тихого океана, мы летели сюда всего три часа, – ролекс, подарок Гурвича, у нее отобрали в столице, однако Леона умело следила за временем. Ее могли привезти в Скалистые Горы.

– И скорее всего привезли, – она с отвращением отпила приторного апельсинового сока, – но в Айдахо, Вайоминге или обеих Дакотах тысячи больших рек и озер…

Леона стукнула окошечком двери. Зажигалку ей не разрешили, но выдавали по пять сигарет в день. Охранники давали ей прикурить. Единственными послаблениями для Леоны стали электрический чайник и банка мерзкого растворимого кофе. Ей позволили и печатную машинку.

Очередной парень щелкнул зажигалкой перед ее сигаретой. Залив кипящей водой горькие гранулы, Леона присела на металлический табурет. Пока в показаниях она дошла только до переворота Пиночета.

– Я напечатала две сотни страниц, – женщина закрыла глаза, – но мне все равно никто не верит.

С ней работало трое специалистов из ЦРУ и двое психологов. Один из людей в неприметных костюмах хорошо говорил по-русски. Леона догадалась, что коллега родился в эмигрантской семье.

– Они больше не считают меня коллегой, – горько поняла женщина, – я для них перебежчица и предатель, – Леона напоминала себе, что парни из ЦРУ делают свою работу. Обстоятельства ее возвращения не запад действительно были туманными.

– Я тоже не поверила бы в историю с амнезией, – она докурила сигарету до фильтра, – поэтому допросы ведутся на трех языках.

Русский парень расспрашивал ее о жизни в Москве. Тем же самым занимался и англоязычный работник. О Чили Леона рассказыывала и по-испански и по-английски. Информация сверялась, поэтому Леона соблюдала всемерную осторожность. Она не могла ошибаться в мелочах. Леона спокойно рассказала о своем пребывании на стадионе в Сантьяго.

– Со мной находилась миссис Горовиц, жена Ягненка, – добавила женщина, – Ягненок с Гурвичем организовал операцию по нашему освобождению На стадионе присутствовали беглые нацисты, Барбье и Рауфф. У них в руках оказался полковник Кардозо из израильской службы безопасности. Нам устроили очную ставку, – коллега повертел ручку: «И что случилось?». Леона безразлично отозвалась:

– Ничего. Я молчала. Меня избили, я потеряла сознание. Меня сбросили в бассейн к мертвецам, а потом появился Гурвич, – она почти уверила себя, что все случилось именно так. Коллега хмыкнул:

– То есть ваш брат. Не притворяйтесь, Зильбер, – он хлопнул ладонью по столу, – вы знали, с кем вы имеете дело. Вы снюхались с Пауком в Ардморе, – Леона гневно ответила:

– Где он убил мою мать. Я понятия не имела о нашем родстве. Знай я, что имею дело со сводным братом, разве я пошла бы на рождение ребенка? – коллега пожал плечами.

– Вы хотели себя обезопасить. И психологи считают, что вы сексуально девиантны, – Леона закатила глаза. Она терпеть не могла встречи с психологами. Оба специалиста занимались гипнозом. Леоне стоило большого труда не проговориться о случившемся в Сантьяго и о связи с Максимом.

– Иначе меня запишут в свихнувшихся на почве секса, – дверь камеры заскрипела, – надо упорно молчать, – она шла к психологу, настойчиво выспрашивающему о мельчайших подробностях ее жизни с Гурвичем. Леона не ожидала, что Пауку расставят другую медовую ловушку.