Дмитрий Нагишкин: Сердце Бонивура

Дитерихс встал из-за стола и вышел в приемную.

Порученец со словами: «Счастливого пути!» — жал в этот момент руку высокому, отлично одетому человеку со сбитым на затылок котелком и жемчужной испариной на лбу. В левой руке человек держал какую-то бумажку. Он подул на свежую подпись, чтобы чернила засохли. В открытом ящике стола порученца видна была пачка иен. Оба — и порученец и человек в котелке — с замешательством обернулись к генералу. Человек в котелке торопливо сказал: «Всего наилучшего!» — и направился к двери мимо генерала, вежливо прикоснувшись к котелку. Дитерихс взял у него из рук бумажку, подписанную порученцем. Это был пропуск на выезд из города и разрешение на вывоз на военном транспорте каких-то «ста мест». На пропуске стояла подпись Дитерихса. Генерал озадаченно посмотрел на порученца.

— Но позвольте! — сказал он, морща лоб. — Я что-то не припомню, чтобы я…

Человек в котелке вдруг решительно выхватил пропуск из рук генерала, сбил котелок на глаза, и буркнув: «Счастливо оставаться, господа!» выскочил из приемной.

— Что это значит? — спросил Дитерихс.

Порученец глядел на генерала не мигая. Невинным голосом он сказал:

— Пропуск был выписан еще два дня тому назад, но этот господин не приходил… Я продлил его и вручил сегодня.

— О каких долларах здесь вы говорили?

Порученец закрыл за спиной ящик стола с деньгами.

— Этот господин — делец с Хлебной биржи. Он сообщил мне, что доллары лезут вверх. Они поднялись на девяносто пунктов за одну ночь! Так биржа реагирует на оставление японцами Владивостока.

— Да? — мрачно переспросил Дитерихс.

Как ни был он оторван от житейских вопросов, картина была ясна: порученец подделал его подпись на пропуске за крупный куш. Первым побуждением генерала было ударить по гладкой, холеной физиономии поручика. «А что это изменит?» — спросил он себя и, сгорбившись, вышел.

…Идя по анфиладе комнат, генерал видел следы поспешных сборов: незакрытые ящики столов, кучи бумаг, никому теперь не нужных, разбросанных всюду, сдвинутые с места диваны, шкафы, сейфы, зияющие разинутыми дверцами… Никто не обращал внимания на генерала; встречные вежливо, или, вернее, торопливо, сторонились, пропуская, приветствовали, но за всем этим Дитерихс угадывал равнодушие людей ко всему, кроме собственной участи, отчуждение, безразличие.

Он долго сидел в своей роскошной квартире, в правом крыле губернаторского дворца, отпустив слугу-китайца и охранников.

Вечерние тени вошли в комнаты, окутывая тьмою очертания предметов, скрадывая их. Дитерихсу стало жутко. Вместе с сумерками в комнаты вошло что-то, отчего нервная дрожь проняла генерала. Он почувствовал себя одиноким и никому не нужным.

Потом он побрел в квартиру начальника штаба. Никто не встретил его. И никто не отозвался на его стук. Квартира была пуста. Здесь и нашел его порученец. Он тихонько сказал генералу:

— Господин полковник уехал еще вчера!

Шаркая ногами, потащился Дитерихс по апартаментам особняка. Дом опустел. Некоторые комнаты были ярко освещены, являя видом своим картину полного разгрома, в других господствовала темнота. Теплились лишь лампады перед иконой Иверской божьей матери — Дитерихс считал ее своей покровительницей. Лампады гасли, чадя и треща, некому было заправить их маслом. Кряхтя, залез генерал на кресло и, послюнив пальцы, щепотью загасил две лампады.

— И о боге забыли! — сказал он, качнув головой.

Порученец, следовавший за ним тенью, безмолвствовал.

Было пусто, сыро, холодно, тянуло сквозняком из открытых зачем-то окон и выходных дверей.

В кабинете Дитерихса ожидал знакомый капитан — личный секретарь Тачибана. Он сказал:

— Машина ждет вас, господин генерал… На императорском миноносце вам приготовлена каюта. Генерал просил вас не медлить!

Дитерихс сжал старческие кулачки. Неожиданная мысль пришла ему в голову, он выпрямился. Нервное напряжение заставило его порозоветь.

— Еще не все потеряно! — сказал он. — Борьба не кончена! Я придумал… Мы укрепим форты вокруг Владивостока… Боже мой, как это раньше не пришло мне в голову?! — Он зашагал по комнате. — Нерадивые, бесчестные, невежды окружали меня. Еще не все кончено, господин капитан… Не все.

Японец вежливо осклабился:

— Генерал Тачибана тоже так думает! Только надо пе-ре-менить позиции. Так?

— Да, да! Именно, переменить позиции! — оживленно ответил генерал. Идемте! Я объясню ему свою идею. Он поймет меня.