С.Г.Малиновски - Гвардии майор

– Здесь они, – я совершенно серьезно вытащил папку, – только читать тебе придётся отдельно. Я уже большую часть изучил.

– Как ты мог! – вскинулась она, – Когда?

– Днём. Ты спишь, а я читаю…

Катя, от обиды, глухо рыкнула. Потом покосилась на меня и мрачно буркнула:

– Врёшь ты всё, и голова у тебя в тумбочке!

– Ну, вру, – согласился я, – давай читать…

***

…Сегодня я узнал, что бывают опасные раны и для вампиров. Уже несколько дней, начиная с конца января, противник наращивал силы по всему осадному периметру. Участились атаки, усилились бомбардировки. Отбиваться становилось всё трудней. Мы метались по позициям, поддерживая людей там, где было жарче всего. Во время одной такой атаки был тяжело ранен Кошка.

С момента ужесточения осады учитель забрал меня с городских укреплений и определил в мобильный резерв. В тот день мы только отбили штурм четвёртой батареи, когда меня нашла сестра милосердия и передала записку от Даши. Прочитав я не поверил своим глазам. Учитель разговаривал с генералом Хрулёвым, беседа была серьезной, но и сообщение, которое я получил, было не ординарным. Поэтому я рискнул.

– Господин генерал, разрешите обратиться к господину полковнику, – оторвал я учителя от беседы.

– Обращайтесь, поручик, – разрешил Хрулёв устало, снимая фуражку и вытирая лоб платком.

Прокофьев повернулся ко мне:

– Что случилось?

– Ранен матрос Кошка! – доложил я, передавая остальные подробности мысленно.

– Как ранен? – Хрулёв взволнованно шагнул ко мне, – Когда?

– Пару часов назад. Сейчас он в госпитале.

– В каком?

Хрулёв и Прокофьев задали вопрос одновременно.

– На Михайловской батарее.

– У Пирогова, – с облегчением вздохнул генерал, – значит, обойдётся. Чего тебе, голубчик? – вопрос адресовался подошедшему к нам солдату.

– Ваше высокоблагородь, извиняйте, это правда, что Кошку ранили?

– Правда, – кивнул генерал, – но он жив и, думаю, выздоровеет. А вы, господин поручик, соблаговолите доложить более подробно. И так, чтобы все слышали.

– Ранен штыком в грудь. Раздроблены ребра, задето лёгкое, вырван кусок мяса. Из боя не ушёл, – доложил я, полковник только хмуро покачал головой, – господин Пирогов считает, что Кошка выздоровеет, только…, – я замялся.

– Говорите поручик, – подбодрил меня генерал.

– Он считает, что для скорейшего выздоровления, Петру Марковичу необходимо влить несколько литров крови.

Хрулёв понимающе кивнул. Он был осведомлен о нашем существовании и присутствии в городе. Так же он знал об опытах по переливанию крови в мире и в Севастополе, в частности. От размышления его отвлек тот же солдат:

– Ваше высокоблагородие, господин генерал, разрешите отлучиться в Михайловский госпиталь? Нешто у нас крови для Кошки не хватит!

Хрулёв посмотрел на стоявшего перед ним измученного коренастого мужчину, который смотрел на него с требовательным ожиданием. Лицо генерала дрогнуло:

– Разрешаю, – он проводил взглядом торопливо спускающихся по склону солдат, и, обратился к учителю, – Замечательные всё же люди у нас, господин полковник. Они и незнакомому помогут, а для друга – жизни не пожалеют. А Кошка, он теперь для России вроде талисмана, и смерть его будет очень некстати.

– Да уж, – полковник задумчиво смотрел на гору, перепаханную взрывами, – тем более что такая рана и для нас опасна. А сейчас, кажется, нам опять придется воевать, – добавил он, указывая на поднимающихся из окопов солдат…

…Только к вечеру мы, наконец, добрались до Михайловской батареи. Вокруг госпиталя толпился народ, а служители находились в полуобморочном состоянии. Они никак не предполагали, что простой матрос окажется такой важной персоной. Столько посетителей не было ни у одного генерала. Здесь уже побывали адъютанты всех командующих, включая Нахимова и Истомина, а также посыльный от великих князей. Измученный Пирогов еле успевал выпроваживать посетителей, то и дело приговаривая:

– Имейте совесть, господа! Здесь госпиталь, а не театр! – увидев нас, он облегченно вздохнул и, проводив в палату к Кошке, сообщил, – Вот теперь вы сами и охраняйте, а то они сейчас его на мощи разберут.

Я посмотрел на Кошку. Он был страшно бледен, глаза запали, черты лица заострились. Дышал он тяжело, красная пена пузырилась на губах. Рядом сидела Даша и через каждые двадцать минут вводила раненому кровь.

Тихо скрипнуло окно, и Пирогов возмущённо возопил:

– Да что же это такое! Я их в дверь, так они в окно лезут!