С.Г.Малиновски - Гвардии майор

– Потому что вам понравились они, а мне нравитесь вы, Дарья Лаврентьевна, – решился признаться я.

Мы несколько минут стояли молча, наконец, она сказала:

– Вы мне тоже нравитесь, Петя, но сейчас это невозможно. Я дала обет, до окончания осады оставаться девицей. Да и сговорена я уже. Батюшка ещё до Синопа сговорил с матросом Хворостовым…

– Но вы ведь не можете!… Особенно теперь… Даша, как же так? – в полном смятении зашептал я.

– Я должна исполнить последнюю волю отца, – с непоколебимым спокойствием и уверенностью в своей правоте ответила она, – Да и Максим хороший человек, и деньги ему нужны. Я уж и с учителем говорила. Он сказал, что поможет.

– Но так нельзя!

– Только так и можно. Вот когда я всё сделаю, тогда у нас, глядишь, что и сладится, – она помолчала и добавила. – Пойдёмте, Петя, нас будут искать.

На этом наши объяснения прервались. Я был поражён, но не смел докучать Даше и далее. Раз ей для собственного спокойствия надо сходить замуж, значит, так тому и быть.

Учитель одобрил моё решение, но встречаться нам с Дашей ещё какое-то время было неловко. Однако постепенно всё наладилось.

Даша осталась прежней, отзывчивой и милой, тщеславие её выразилось только в одном – теперь она всюду ходила с заветной наградой, решив таким образом вопрос с охраной. Деньги, по-моему, она потратила на госпиталь, но не уверен, поскольку не считал возможным спрашивать…

…За всеми этими событиями время текло совершенно незаметно. Рождество мы встречали в боевых условиях, да и союзники в последние дни слегка поутихли.

На следующий день после обеда, полковник выглянул на улицу. Убедившись, что небо плотно затянуто тучами и сеет мелкий противный дождик, он вручил мне бумаги и приказал доставить их Нахимову. Увязая в грязи, я отправился в ставку. К счастью по пути мне встретилась подвода, на которой я и доехал до штаба вице-адмирала.

Павел Степанович принял меня сразу. Взяв пакет, он нетерпеливо махнул в сторону ближайшего стула:

– Садитесь, господин поручик-с. Подождите-с, я дам ответ-с.

Я присел, слегка улыбаясь. Приверженность Нахимова к пресловутому -с, была известна всем. Я же, за время общения с полковником и обучения у него, отвык от этого. Александр Никифорович терпеть не мог постоянно повторяющихся слов или букв, которые не несли никакой смысловой нагрузки: «Эти слова, Петя, засоряют речь, – говаривал он, – а если вы, имея в запасе всё неисчислимое богатство русского языка, не можете подобрать нужного слова или найти ему аналог в иностранных языках, то грош вам цена, как образованному человеку».

Надо сказать, что с русским, немецким и французским, у меня был полный порядок. А вот английский, древнегреческий и латынь, весьма сильно хромали, но, судя по тому, как учитель занимался со мной, этот пробел должен был скоро исчезнуть.

К Нахимову упрек полковника, конечно, никоим образом не относился. Его могучий интеллект и талант стояли настолько высоко над окружающими его людьми, что критике просто не поддавались.

Пока Павел Степанович писал ответ, я развлекался тем, что прощупывал окружающих. Неожиданно я уловил знакомые излучения, и в комнату ворвался тот самый скандальный майор, который ругался с Тотлебеным несколько дней назад. Как и положено офицеру, он сдержал слово и пошёл жаловаться.

– Господин вице-адмирал! – возопил скандалист.

Нахимов оторвался от письма, пытаясь понять, кто это и зачем пришёл. А жалобщик, вдохновленный молчанием Нахимова, продолжал:

– Позвольте доложить вам о произволе и неблаговидных поступках инженер-полковника Тотлебена Эдуар…

Он не успел закончить. Заинтересованность на лице вице-адмирала сменилась раздражением, он гневно нахмурился, отложил бумаги и ровным ледяным голосом произнёс:

– Жаловаться? На Тотлебена? Подите вон-с!

Майор замолчал, словно его обрезали. Несмотря на то, что Нахимов говорил тихо и вежливо, он понял, что вице-адмирал разгневан. Уже через минуту наглеца в штабе не было.

Нахимов глянул на меня со слегка виноватым выражением на лице и протянул пакет. Я откозырял и удалился.

Вручив ответ учителю, я рассказал о сцене, которой был свидетелем. Полковник кивнул:

– Прискорбно наблюдать, как люди, облеченные властью и призванные защищать Отечество, проявляют, даже в боевых условиях, печальное скудомыслие.

Я оторопел. Учитель весьма редко сбивался на столь восторженный штиль. А он, тем временем, продолжал:

– Господин вице-адмирал подтвердил, неисправные ружья более не поступали. Господин Шлиман отстранен от военных поставок, – он подмигнул, показывая, что торжественная часть окончена.