Владимир Нестеренко - Обманутые счастьем

– Господин старшина, это ваши заботы, свои я решу, когда в строю батарейцев увижу: Белянина, Нестарко и прочих.

– Вот за них-то я борюсь, ваше благородие, и по праву голоса земства вычеркнул из списка, – он хотел добавить, что вы как ветер-разрушитель пронесетесь над волостью, сорвете крыши с домов, и умчитесь, а нам эти крыши ладить надо, но, хмурясь, сдержался.

В кабинет, приоткрыв дверь, просунулась голова волостного писаря.

– Что тебе? – сразу же заметил его старшина, зная, что тот просто так под горячую руку лезть не будет.

– Дела на спорные головы принёс.

– Давай сюда! – писарь вошёл и подал расшнурованную папку. Старшина принял, махнул рукой, писарь удалился, с явным удовольствием глядя на офицера, который сидел у стола напротив.

– Так. Уточняю, гражданин Белянин Степан Васильевич, тридцати пяти лет от роду. Из списка выпадает по возрасту.

Офицер встал, протянул руку за документом. Вчитался. С неудовольствием вернул назад.

– Второй, Нестарко Евграф Алексеевич. Полных тридцать четыре года, но земство на него накладывает броню, как на крепкого домохозяина – нашу опору.

– Вы печетесь о нём, словно он ваш родственник.

– Как хозяин, ваше благородие, как исправный подданный государя. Снова повторяю – воюющую армию надо хорошо кормить. Хлеб и мясо будут давать такие мужики, как Нестарко. Если вы не пойдёте на уступки, земство будет писать прошение губернатору о наложении брони.

– Ваше право, господин старшина, я на уступки ходить не привык. И тоже стараюсь нести государеву службу исправно.

– Если он уйдёт, и пока команда сформируется, ему тридцать пять стукнет. В марте рождён. Нас же потом болванами обзовут. Могут мужика оставить в ополчении, вам-то какой прок.

Поручик, вскинув брови, поправив портупею, встал. Прошёлся по кабинету, раздумывая.

– И детей у него, вы мне сейчас скажите, полдюжины?!

– Не полдюжины, четверо: двое сыновей и две дочки. А вот лошадей у него полдюжины. Орловские скакуны, строевые, закупить для кавалерии можно парочку. Ваш приятель подпоручик по этим делам тут же промышляет. Подскажите.

– Зовите сюда этого батарейца. Взглянуть хочу.

Евграф и Степан в овчинных кожухах и собственноручно скатанных высоких валенках, заячьих папахах стояли вместе, читая расклеенный указ, холодящий сердце, словно слова эти, написанные чёрной краской, сжимали его, не давали биться в привычном ритме. Шутка ли, оставить Одарку с четверыми малолетками на разросшемся хозяйстве. Загибнет! Вместе с ней рухнет то дело, что ведут с компаньоном по принципу: точней расчёт – крепче дружба. Развернулись они с хозяйством богато и широко, как эта вот бескрайняя степь с перелесками. Как натягивали первый год жилы вдвоём, так и тянут. Срубили за эти годы просторные дома под жестяной крышей, амбары, коровники с конюшней, где стоит у каждого по дюжине голов скота. Тут коровы, быки пахотные, кони орловской породы. Главное – всё же два десятка десятин распахано. Часть под парами, часть – залежь. Оказалась неподъёмная тяжесть пахотная, особенно уборочная. Пытались нанимать батраков в страдную пору – нет добрых на вольных землях. Не затем шли сюда люди, чтоб на кого-то горбатиться, а на себя. Бывали ссыльные после освобождения из-под стражи, но мимоходом срывали с мужика какую казну на дальнюю дорогу в свои края и уходили навсегда. Те, кто оставался здесь, после одного или второго найма сбрасывали с себя шелуху прежних преступных ошибок, ставили своё хозяйство. На этих землях только ленивый нищим ходит, а ленивого в батраки брать – что на загорбок себе посадить и переть в гору до упаду. Его земляки Емельян Черняк, Федор Черняк, Серафим Куценко, Прокоп Полымяк такие же справные хозяева. День и ночь, как и они со Степаном, как говорится в борозде. Их жёнки не меньше пластаются. С зарей встают, после зори только угомон постельный. А ещё и рожают. Брюхатые до последнего дня под коров садятся. Молоко доят и тут же через сепаратор пропускают. С прошлого года у них стоят эти грузные бочкообразные машины ручного привода. Покрути-ка! Не раз выговаривал Одарке, чтоб его ждала, не крутила. Нет, сама всё норовит переделать!

Как поведёт хозяйство Одарка с малолетними детишками? Старшему Ванюшке только семь годков стукнуло. Его бы в школу в Карасук на следующий год определить. Поговаривают, в Зубково при волостной управе класс начальный с осени откроется. Прирубили уж к конторе полати, печь поставили. Нет, не понесёт Одарка такой тяжести. Сломает она её, горькими слезами будет умываться. А если убьют?! На войне не конфеты с петушками сосут, а людей убивают да калечат.