Даниил Корнаков - Один я здесь…

– Заткнись, – бубнил Сергей, не отрывая глаз. – Умолкни, сукин ты сын.

Но пес не затыкался. Казалось, он назло с каждым замечанием гавкал все громче. Сергей открыл глаза, что далось ему нелегко, и осмотрелся.

Сначала не обнаружил ничего подозрительного: он лежал в собственном погребе, где пребывал много времени, ничего такого. Ему даже захотелось продолжать спать, пока вдруг не заметил одинокий столб с разорванными кусками пут, что показалось ему вначале странным, а потом и вовсе ужасным. Память, еще несколько секунд будучи пустым холстом, начала наполняться изображениями, вырисовывая картину произошедшего за последние дни: охота, кулёмки, крушение самолета и…

Немец!

Сергей вскочил на ноги и ощутил очередной удар невидимого молотка по голове, заставивший поморщиться от боли. Он подошел к столбу, освещаемому одним лишь бледным просветом солнечного луча из щели, и попытался дорисовать в голове картину вчерашней ночи. Но как бы он ни старался, на холсте по-прежнему оставалось белое пятно – самая важная деталь. Все, что он смог вспомнить, это как, отмечая дни в календаре, наткнулся на день рождения Максима, а затем…

«Да, – вспомнил он, – а затем я попытался придушить горе бутылкой, наверняка не одной».

Под ногой хрустнуло стекло, но он не обратил на это внимания. Он поспешил к лестнице, коснулся дверцы и попытался ее открыть, но та не поддавалась. Сначала подумал, что приложил недостаточно усилий, и нажал на дверцу еще сильнее, но ту будто гвоздями прибили – не поддавалась ни в какую. И только тогда он понял, что немец, скорее всего, положил на дверцу его тяжеленную буржуйку, которую с таким неимоверным трудом Сергей дотащил досюда три года назад вместе с Максимкой.

Мысль, что они поменялись с пленником местами, заставила его на секунду ухмыльнуться.

– Эй, парень, слышишь?! Выпусти меня отсюда! Сейчас же выпусти, я тебе сказал!

Молчание.

– Ганс! Отвечай!

В ответ лишь один только лай Борьки.

– Ах ты щенок такой… Ну, я тебе… – пробормотал он, но вдруг понял: немец не здесь. Он сбежал. Взял и сбежал, заперев его в погребе.

– Дурак, вот же дурак!

Сергей удивился, почувствовав, что внутри у него все защемило от волнения. Он не мог понять, почему это происходило, почему это чувство вонзилось, подобно кинжалу, в мягкую плоть. Это было странно, почти так же странно, как в тот день, когда он вернулся за Гансом к месту крушения. И, как и тогда, он желал как можно скорее избавиться от этого чувства.

В темноте было тяжело разобрать, где что лежало, но Сергей знал свою и без того крохотную хибарку вдоль и поперёк. В углу погреба он нащупал джутовый мешок и, пошарив в нем, попутно натыкаясь на разные инструменты, вытащил оттуда молоток. Этого мешка последний раз он касался тогда, когда вместе с сыном построил лабаз в прошлом году. Боже, как же давно это было…

Он подвинул табуретку ближе к подвальной лестнице, встал на нее, занес молоток над головой, а затем как следует ударил по деревянному потолку. Щепки и пыль падали на лицо, заставляя жмуриться. В голове возникла мысль, как бы было легко немцу выбраться из этого погреба, будь у него не связаны руки. Без сомнений, можно было бы получше предусмотреть все и, например, вынести этот старый мешок из погреба до того, как он затащил туда немца. Но теперь поздно думать о подобном, сделанного не воротишь.

Интересно, как же он, гад, выбрался?

Размышляя об этом, он и не заметил, как дыра над головой стала шире, и немного погодя он смог просунуть в нее руку. Когда отверстие стало достаточно широким, он, схватившись за край, с трудом подтянулся и оказался на полу. Дышать было тяжело, сердце стучало, как ненормальное, и поэтому он позволил себе минуту передохнуть, прежде чем приступить к следующему шагу.

Борька не унимался. Будто почуял, что хозяину удалось выбраться из плена, и залаял еще более надрывно, чем прежде.

Сергей увидел учиненный им вчера бардак, теперь к нему прибавилась еще и дыра в полу. Вещи где только ни были разбросаны. В голове постепенно начала проясняться картина минувшей ночи. В ней благодаря водке – злейшего его врага – он превратился в зверя, в гневе учинившего этот беспорядок. Ему стало стыдно.

На стене, где обычно весело ружьё, он обнаружил пустое место. Стало быть, Ганс его забрал и…

Он не прикончил меня?

Лай Борьки не давал собрать мысли в кучу. Он направился к двери, чтобы успокоить пса. Рука по привычке потянулась к крючку возле входа, но и здесь он заметил очередную пропажу: его единственный тулуп отсутствовал, должно быть, немец и его прихватил с собой.