Даниил Корнаков - Один я здесь…

Когда Клаус открыл глаза, то увидел перед собой совершенно другого человека. Злобу пьяницы словно ветром сдуло, оставив лишь жалкого, убитого горем старика. Его глаза опухли от слез, челюсть сводила судорога. Кроме всего прочего, на несколько секунд его одолел сильный кашель, да такой силы, что из горла, казалось, вот-вот что-то вылезет.

Старику понадобилось время, чтобы избавиться от кашля и тихо, почти завывая прошептать:

– Сегодня ему исполнилось бы двадцать два, – говорил старик сквозь слезы. – Двадцать два года, двадцать два…

Он сел на колени, спрятал лицо в руках и горько заплакал. Клаус будто увидел этого человека впервые. Он так сильно проникся слезами старика, что захотелось обнять этого несчастного человека, но сдержался. Да и руки его все еще были крепко связаны.

Снова старика охватил приступ болезненного кашля. Прислонив руку ко рту, он поспешил выйти наружу, оставив Клауса наедине с самим собой.

11

Проснувшись ранним утром, он вспомнил события минувшей ночи, словно дурной сон: пьяный старик, запах перегара, ужасный кашель, раздирающий горло. И бутылка, почти ударившаяся о его голову. Впервые с момента крушения истребителя он ощущал себя на волосок от смерти.

Он взглянул на полку. Луч солнца, выглядывающий из щели, освещал вторую банку. В это время старик обычно уходил куда-то, но перед этим, как правило, будил его и давал позавтракать.

Сегодня этого не произошло.

«Если с ним что-то случилось…» – подумал Клаус и мысленно представил в голове картину, в которой он, привязанный к столбу, умирает долгой и мучительной смертью от жажды и голода. От увиденного по спине побежали мурашки. Не о такой смерти он мечтал, да он вообще ни о какой смерти не мечтал! Ему хотелось жить как никогда, в особенности после того, что он испытал здесь.

Надежда на спасительный отряд еще не покидала его, но с каждым днем таяла.

Но Клаус понимал, что обманывает себя. Никто сюда не придет. Никому не сдался какой-то там Клаус Остер двадцати пяти лет от роду – один из подающих большие надежды молодых пилотов во всем треклятом люфтваффе. Они найдут еще сотню таких же, а единственная память о нем будет храниться на какой-нибудь железке в виде нагрудного знака, посмертно .

Эта мысль разъярила его. Все тело сотрясалось от злобы, и он начал дергать веревку, стягивающую его руки так сильно, что та оставляла кровавые отметины на запястьях. Он бил ногой по полу, поднимая в воздух слой пыли. Захотелось орать, но крик застрял где-то в горле. Отчаянно он бился в истерике, пока накопленная за эти дни злоба не вышла из его тела целиком, подобно заразе, и он сел, опустив голову. И именно в эту секунду справа от него что-то блеснуло, будто Полярная звезда, которую он часто наблюдал во время полетов. Луч солнца коснулся кусочков стекла, лежащих на полу, и Клаус разглядел острый осколок бутылки. Он почувствовал, как сердце заколотилось быстрее.

Вот оно… Вот оно!

Он вытянул правую ногу, одетую в шерстяной носок, и попытался коснуться осколка. Чувствуя, как мышцы икр растягиваются, он вспомнил про одну средневековую пытку: жертв клали на специальное ложе, крепко завязывали на запястьях и лодыжках веревки и при помощи вращающихся валиков начинали растягивать суставы несчастного. Ну а то, что было с телом дальше, представить несложно. О чем только человек, бывает, не задумывается, пытаясь спасти себе жизнь!

Кончик шерстяного носка прикоснулся к осколку и сдвинул его чуть дальше. Клауса выругался, попытался сосредоточиться, глубоко вздохнул и вытянул ногу вновь.

Первая попытка не удалась, вторая была удачнее – он снова коснулся кончиком пальца стекла, но не смог его подцепить, третья же и вовсе свела ногу судорогой. Клаус, привязанный к столбу, наклонил тело вперед настолько, насколько это было возможно, и снова попытался дотянуться до осколка.

И у него получилось.

В ту секунду, когда большой палец ноги, одетой в носок, коснулся заветного осколка, его лицо озарилось улыбкой неандертальца, после долгих усилий разжёгшего огонь. Скрежет стекла по деревянному полу звучал лучше всех музыкальных классиков вместе взятых.

Когда осколок оказался рядом с бедром, он слегка ударил по нему пяткой в надежде, что не перестарается и не отбросит его слишком далеко. Но и здесь ему сопутствовала удача. Средний палец правой руки сразу нащупал стекло. Пришлось немного повозиться, порезав при этом подушечки безымянного и указательного пальцев, чтобы осколок очутился в его ладони. Он захотел было резать путы, но замер и задумался: