Анатолий Коридоров - Планета Крампус. Роман

– Н-да, – качал головой главврач, – вот такие они, дела-то наши. Что значит – и люди разные, и берега различные.

Так записал однажды Алексей в свою заветную тетрадку химическим карандашом не бог весть какие строчки, но для него они казались значительными.

Вскоре санитары покинули палату, оставив дверь за собой открытой. Следом за ними направился и Борис Соломонович.

Время приблизилось к обеду.

Вставать не хотелось, но Алексей заставил себя это сделать. Навалившись на костыли, он решил спуститься вниз, на кухню. Всем, кто хоть как-то мог передвигаться, было предложено ходить туда вместо столовой. И размещаться с поданным обедом (или завтраком и ужином) в вестибюле, куда вынесены были из столовой столы и табуретки и расставлены по свободным углам, вплоть до выхода на улицу. Госпиталь был переполнен, а столовая превращена в больничную палату.

На обед молодая повариха плеснула Алексею черпак жидкого рыбного супа и подала кусок ржаного хлеба. К столу миску помогла донести пожилая работница кухни – посудомойка тетя Фрося.

Он живо расправился с едой. А когда в эту же миску повариха шлепнула пшенной каши, Алексей с трудом поковылял на улицу, чтобы не торопясь, обстоятельно посидеть на свежем воздухе и посмаковать немудреную, но горячую и, в общем-то, вкусную пищу. Там же, кстати, и цигарку скрутить не грех, после чая, конечно. Погода, к счастью, позволяла.

Обеденное время подходило к концу. Все, кто отобедал и перекурил, разошлись по палатам. Остались сидеть за столами совсем немногие.

Раздавив в консервной банке окурок цигарки, выкуренной на двоих с раненым из соседней палаты, Алексей, вслед за ушедшим напарником, тоже хотел уже было подняться из-за стола. Но… раздумал.

Проход перегородили два бойца, заносившие в госпиталь на носилках раненого. Его только что привезли и выгрузили из старенькой полуторки с наполовину покрытым брезентовым верхом. Эвакуацией раненого командовал ладный капитан-особист, рядом с которым, не вмешиваясь в его команды и распоряжения, неотлучно находился молодой лейтенант.

И только когда вся эта группа скрылась за хлопнувшей дверью, Алексей, наконец, поднялся, прихватил с собой порожнюю посуду и направился к двери. Войдя вовнутрь, он обошел стороной военнослужащих в форменной одежде, двое из которых держали носилки с раненым. Все они столпились перед приемной главврача.

Алексей мимолетом обратил внимание на недвижно лежавшего раненого с повязкой, скрывавшей почти половину лица.

Алексей поблагодарил повариху за отменный обед и двинулся в обратном направлении. Подходя к группе с раненым, он еще на расстоянии услышал голоса. Разговаривали двое. Один был ему незнаком, стало быть, принадлежал кому-то из вошедших, а вот другой… Другой голос принадлежал, несомненно, Борису Соломоновичу.

– Этому раненому требуется отдельное изолированное помещение… Я же звонил вам об этом, Борис Соломонович, – требовательно восклицал капитан.

– Но я вам тогда же по телефону объяснял, что на сегодня нет у нас отдельных помещений. Где же их взять? – терпеливо возражал капитану главврач. – Только завтра к вечеру, возможно, освободится местечко в небольшой палате. Готовится к выписке генерал. Правда там остается еще один раненый – подполковник. Но ему, я надеюсь, мы местечко подыщем. Но это завтра. Завтра. А сегодня… – Борис Соломонович развел руками. – Найдем место только где-нибудь в общей палате.

– Но это же невозможно! Как вы себе это представляете, Борис Соломонович? – раздраженно повысил голос капитан. – Это особый раненый. Особый! Его никак, ну никак нельзя вместе со всеми…

– Я готов бы вам уступить свой кабинет, – устало произнес Борис Соломонович, – но он, во-первых, не имеет никакого медицинского оборудования, и обслуживающего медперсонала при нем не значится, а во-вторых, куда мне девать валящихся с ног от усталости врачей и медсестер, работающих здесь круглосуточно. Этот кабинет почти постоянно занят отдыхающими специалистами. Это комната отдыха прежде всего, а уж потом мой кабинет.

Алексей, осторожно шаркая больной ногой и постукивая костылями по бетонному полу со светлыми пятнышками мраморной крошки, приближался к спорящим. Вдруг раненый шевельнулся на носилках. Напрягся, дернулся, сделав попытку подняться. И вот по всему пространству первого этажа раздался его пронзительный, неистовый крик: «А-ааа-а…». И следом – громкие, жалобные, но непонятные для окружающих слова.