Серж Арденн - Тайна Тамплиеров

– Возьмите шевалье, вы знаете, что с этим нужно делать.

Мушкетер почтительно раскланялся, спрятав конверт под полу камзола.

– Надеюсь, Рене, на человека, который вас будет сопровождать в Гавр, можно положиться?

– Я ручаюсь за него, как за самого себя.

– Когда вы намерены отправиться в Нормандию?

– Немедленно мадам.

– Что ж, да поможет вам Святая Дева.

Герцогиня, сомкнув ладони, сложила на груди руки, обернувшись к изваянию Девы Марии, беззвучно произнесла молитву.

Распращавшись с мадам де Шеврез, шевалье Рене д,Эрбле – так произносилось имя Арамиса, до того как он поступил на службу в мушкетеры короля – отправился на улицу Вожирар, близ Люксембургского дворца, где снимал комнату. В маленькой прихожей, уютной квартирки, на окраине Сен-Жерменского предместья, его встретил слуга, балагур и проныра Базен, который бодро доложил:

– Всё готово мой господин, как вы велели.

Не проронив в ответ ни слова, Арамис облачился в дорожное платье и сложил в кожаную сумку три заряженных пистолета. Затем достав конверт, украшенный белыми голубками, вручил его Базену.

– Отнеси сие послание нашему другу…

– Я помню, месье, всё будет немедленно исполнено.

Не дав договорить, деятельный Базен схватив конверт, выбежал из дома.

Проводив строгим взглядом слугу, Арамис спустился во двор. Не мешкая, мушкетер вывел из конюшни пегого жеребца, к седлу которого приторочил кожаный баул, и направился на улицу Феру, где обитал его верный друг Атос, человек довольно странный, нелюдимый, порой даже излишне суровый и недоверчивый. Изумительное, своеобразное чувство юмора, господина Атоса, порой граничившее с грубостью, густо нашпигованной желчными каламбурами и приправленной густым соусом сарказма, всё больше обнажали в этом тридцатилетнем одиноком мужчине задатки мизантропа. И всё же, граф де Ля Фер, спрятавший своё гордое имя под благозвучным прозвищем – Атос, был весьма уважаем и авторитетен в определенных кругах, снискав себе славу благородного, справедливого человека, и неустрашимого война. Впрочем, мушкетера вряд ли интересовало чьё либо, мнения кроме суждения его немногочисленных друзей. Вдобавок ко всему сказанному, нелишне было бы добавить: граф был человеком, лишившим себя всяческих привязанностей и обязательств, кроме верности королю и преданности друзьям, а так же ещё к одной особе о которой мы не преминем вам сообщить на страницах нашего романа в дальнейшем. По крайней мере, именно таковым, в глазах окружавших его людей, хотел казаться господин де Ля Фер – доблестный Атос.

Во время, когда Арамис переступил порог жилища друга – превращенного в берлогу, в силу неприхотливости в быту хозяина – граф прибывал в философских размышлениях, впрочем, своём обычном состоянии, горечь которых заливал старым бургундским. Увидев товарища, он даже не поднялся с кушетки, продолжив мрачные рассуждения:

– Послушайте Арамис, не так давно мне в руки попалась одна весьма занимательная книжица, труд какого-то китайского мыслителя, имени которого, к сожалению, даже не припомню. Так вот он утверждает: «Будьте внимательны к своим мыслям, они начало поступков». Странно, не правда ли? Мои мысли и поступки, как мне кажется, порой вовсе не имеют ничего общего. Вернее было бы сказать так: большинство из того о чем я думаю, я, никоим образом, не рассматриваю как руководство к действию, или вот, что…

– Атос, простите, но я вынужден прервать вас.

Глаза гостя скользнули по дюжине пустых бутылок окружавших так удобно расположившегося друга. Речи же Атоса, только усилили подозрения, отчего Арамис пришел в уныние. Он помрачнел, оглядев комнату, в которой царил всеохватывающий беспорядок, после чего сухо произнес:

– Простите, друг мой, мне кажется, я зря вас потревожил.

Не скрывая сожаления, выпалил он и направился к двери. Но, не сделав и пяти шагов, его настиг окрик Атоса.

– Остановитесь!

В повелительном тоне графа, неожиданно, прорезались твердость и металл. Шевалье обернулся, настолько стремительно, будто ожидал удара шпагой. Атос вскочив, стоял у него за спиной.

– Мы не договорили, шевалье! Я хотел бы получить некоторые разъяснения, любезный друг мой.

Последние слова, были произнесены иначе, значительно мягче предидущих, отчего во взгляде Арамиса угасла искра неистовства.

– Скажите, Арамис, вас, подчас, не мучают сомнения?

– Сомнения?!

– Да, именно сомнения, друг мой. Вы не допускаете мысли о том, что люди, которым мы с вами служим, действуют не во благо французской короне?