Серж Арденн - Анжуйцы

Аптекарь вздернул всклокоченные брови, обдав лицо мудростью недосягаемой для непосвященного обывателя.

– Написать рецепт снадобья.

Произнес Жофилье, упиваясь изысканностью, с которой собирался отказать капеллану, как замолчал, упершись щелочками близоруких глаз в серебряную монету, появившуюся на столе из широкого рукава рясы падре. Он перевел взгляд на невинно перебирающего четки священника и бодро произнес.

– У вас найдутся бумага, перо и чернила?

Локрэ поставил перед аптекарем чернильницу, с гусиным пером, и развернул лист бумаги. Тот, удостоверившись, под свечей, в пригодности пера, макнул его в чернила и размашистым неразборчивым почерком начал записывать спасительные, для незнакомого аббата, рецепты чудодейственного снадобья. Оценив старательность и самозабвение, с которым Жофилье взялся за дело, падре склонился над раскрытым сундуком аптекаря, наполненным множеством пузырьков и скляночек с различными мазями, бальзамами и отварами. Он, негромко, как будто опасаясь, чтобы ни помешать, и не дай Господь не оторвать от дела лекаря, спросил:

– Скажите, милейший метр Жофилье, а где лекарства предназначенные для нашего графа, да продлит Господь его дни?

Аптекарь, не отрываясь от письма, пробормотал:

– Четыре флакончика с желтыми пробочками.

Он, как будто очнувшись, вопросительно взглянул на священника. Падре с робостью и покаянием, отведя взгляд, благодушно проронил:

– Я лишь пекусь о здоровье нашего благодетеля, монсеньора де Бризе.

Очевидно, в большей мере раздумывая о правильности изложения рецепта, чем о словах капеллана, Жофилье, едва ли разобрал мало интересующие его объяснения. Он с прежней скрупулезностью, возобновил начертания неразборчивых слов, покрыв ими уже половину листа. Расслышав скрип пера, скользящего по бумаге, и узрев лишь лысеющую макушку аптекаря, уткнувшегося носом в выводимые каракули, капеллан с быстротой и проворством откупорил один из пузырьков, предназначенных для графа, и, приподняв рубин венчавший перстень, нанизанный на его корявый палец, высыпал в склянку щепотку белого порошка. Затем, вернув всё как было, он подошел к старому буфету, и извлек оттуда ещё одну бутылку кипрского нектара. Поставив вино, так понравившееся аптекарю, на стол, и положив рядом серебряный экю, он, внимательно осмотрев бутылку, произнес:

– Никогда, я не сомневался в вашей доброте и порядочности, любезный метр Жофилье. Это вино я хочу вручить вам в знак дружбы и глубокой признательности. Да хранит вас Господь.

Серебряный диск исчез со стола, осев в кармане лекаря. Он с упоительной улыбкой принял и сосуд с вином, поклонившись Локрэ. СвященникЮ ответив поклоном, сквозь натянутую улыбку, промолвил:

– А теперь я, как и обещал, препровожу вас к графу. Быть может, в виду того, что уже поздно, пожелаете остаться на ночлег в Труамбере?

Аптекарь вручил исписанный лист бумаги священнику и развел руками.

– Увы, я бы с огромным удовольствием, но меня ждут. Жена одного состоятельного человека занемогла. Вынужден навестить. Да это, слава Святому Дени, здесь недалеко. Мельница возле постоялого двора «Хвост петуха», должно быть знаете?

Падре утвердительно кивнул.

– Там и заночую.

1 гиг – легкий двухколесный экипаж.

2 пье – мера длины = 32,48 см.

3 Король Франции, Карл Восьмой Валуа 1470-1498, прозванный Любезным.

ГЛАВА 25 «Казармы королевских мушкетеров»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.

На улице Де Бак, что выходит к Сене, неподалеку от аббатства Сен-Жермен, располагались казармы мушкетеров Его Величества. Огромный плац, способный вместить не менее, тысячи всадников, обрамленный с трех сторон величественными постройками, украшенными изысканными архитектурными элементами, замыкала высокая кирпичная стена с арочными воротами. Она, так же как и прочие сооружения, не лишенная утонченности и вычурности, дополняла буйство фантазий зодчих воплотивших сие великолепие каменных фасадов. Двухэтажные здания казарм, являвшие пышный венец архитектурной роскоши разных веков, удачно объединенных в едином ансамбле, разделяла просторная площадь, состоящая, в свою очередь, из двух частей. Одна из них, занимавшая примерно треть всего пространства, была вымощена булыжником и отделена от другого участка, невысокой живой изгородью, прерванной посредине широким проездом, соединявшим обе части. Желто-коричневая глинистая почва, утоптанная множеством копыт мушкетерских коней, покрывала две третьи остальной территории и служила манежем для выездки и смотра конной мушкетерской роты, элитного подразделения Дома Короля 1. Капитаном, роты мушкетеров, являлся сам король, но человеком, фактически возглавлявшим подразделение, был наш старый знакомый капитан-лейтенант де Тревиль, которого мушкетеры считали своим командиром, выказывая графу уважение и беспрекословное подчинение.