Олег Якубов - Реактор. Черная быль

– Похвастать хотел, – пробурчал Гелий и поднялся из-за стола.

– А, ну я так и подумала, – проворковала ему вслед Ниночка.

Из университета Гелий поехал домой к профессору. Позвонил своим отличительным звонком – два коротких. Дверь долго не открывали. Потом на пороге появилась Рива Юрьевна. Ледяным тоном, не поздоровавшись, она произнесла явно заготовленную вычурную фразу:

– Велено передать, что вам от дома отказано, – и хотела захлопнуть дверь.

– Рива Юрьевна, ну хоть вы меня выслушайте! – взмолился Гелий. – Я никогда никому ни словом не обмолвился ни о чем таком, в чем меня сегодня обвинил Михаил Борисович. Даю вам честное слово. Я даже дома подробностями не делился, только про рогалики рассказал.

Почему-то именно упоминание о рогаликах больше всего убедило профессоршу, что молодой человек говорит правду.

– Подождите здесь, – коротко велела Рива Юрьевна и захлопнула дверь. Когда через полчаса Гелий решил, что дальше ждать уже не имеет смысла, дверь снова распахнулась и Рива Юрьевна произнесла лишь одно слово: – Проходите.

Глубоко вздохнув и переведя дыхание, он с невероятным волнением открыл дверь кабинета. Профессор, по своему обыкновению, расхаживал из угла в угол, но был не в любимой им домашней велюровой куртке, а в том самом костюме, в котором утром приехал на факультет.

– Слушаю вас, – каким-то несвойственным ему скрипучим голосом произнес он.

Гелий начал что-то говорить в свое оправдание, потом сбился, снова стал объяснять, что ни о чем подобном и слыхом не слыхивал.

– Это какое-то недоразумение, Михаил Борисович, – пробормотал он в итоге.

– Вы называете это недоразумением! – снова возмутился Гольверк. – Вы слишком снисходительны к себе.

И тут Гелий, неожиданно даже для самого себя, поднялся, подошел к стеклянной «доске», выбрал из коробки мелок зеленого цвета – когда-то сам профессор его и научил, что из всех цветов зеленый является самым успокаивающим, умиротворенным – и быстро стал чертить схему. Профессор засопел сердито и встал у него за спиной. Чуть повернув голову, Строганов пояснил: «Оставим эмоции и обратимся к логике и фактам». Через минут двадцать, никак не раньше, профессор готов был признать доказательства своего ученика в том, что он действительно ни вчем не виноват и про их домашние занятия и многочисленные разговоры никому и никогда не произнес ни слова.

– Скажите, Михаил Борисович, а декан вам не сказал, откуда у него эти сведения? Или, может, вы сами его об этом спрашивали?

– Нахал, он мне еще вопросы задает, – осерчал было профессор, но тут же ответил: – Нет, он не говорил, а мне спросить и в голову не пришло, так я был всем услышанным потрясен. А почему, собственно, вы этим интересуетесь?

– Да я сейчас вспомнил, что однажды, выходя из вашего подъезда, случайно встретил Сиф… ну то есть Слащинина, и он меня спросил, что я делаю в вашем доме.

– А кто такой Слащинин и что вы ему ответили?

– Юра Слащинин с нашего курса. Ну как же вы не помните, он, кажется, все рекорды побил по пересдаче вам зачета, раз тринадцать сдавал. Да так и не сдал. Точно, тринадцать, я вспомнил, как он говорил, что на «чертовой дюжине» вы его снова завалили и пришлось ему потом другому преподавателю сдавать.

– Ну, я таких лоботрясов не запоминаю, – пробурчал Гольверк. – Так что же вы ему ответили?

– Сказал, что приехал сдать вам курсовую, потому что сегодня последний день сдачи, а я утром не успел. Он меня еще спросил, приняли ли вы у меня работу. А я говорю: «Не знаю, мне дверь жена открыла, я через нее и передал профессору тетрадь». Да, точно, так и сказал. Мне тогда что-то не понравилось, чего он такой любопытный. Стал меня расспрашивать, откуда я вашу жену знаю, ну, я и говорю, что не знаю ее, она сама представилась, мол, жена профессора. У нас вообще на факультете поговаривают, что Юра Слащинин того, – и Гелий постучал костяшками пальцев по столу.

– Что это значит? – недоуменно спросил Гольверк.

Гелий смутился:

– Ну, стучит, значит.

– Ах, вот оно что. И вы уверены, что встретили его возле моего дома случайно?

– Теперь не уверен, ему возле вашего дома и точно делать нечего, живет он совсем в другом районе города…

На следующее утро Гольверк зашел в кабинет декана. Николай Федорович искренне обрадовался.

– Михаил Борисович, извините вы меня ради всего святого! – взволнованно заговорил он. – Сам не знаю, какая муха меня вчера укусила. Сорвался самым недопустимым образом, простите великодушно.