Владимир Бутенко - Казачий алтарь

– Ты понимаешь, – доверительно начала Маргарита Сергеевна, сделав неопределенный жест рукой, – ты не вовремя… Я жду гостей. Георгий Георгиевич пригласил немецких офицеров. Он теперь служит в городском управлении. Консультантом по гражданским вопросам. Я… не хочу, чтобы у него были неприятности. Тебя многие знают. Ты понимаешь?

– Не совсем… Мне можно у вас переночевать?

– Фаина, у тебя же миллион подруг! Один из офицеров говорит по-русски. Начнутся расспросы… От мамы и папы нет вестей?

– Нет. А бабушку…

– Ну, не надо плакать. Понятно. Она же еврейка… Ты еще не прописалась?

– Я сегодня приехала.

– Ни в коем разе не являйся в полицейский участок! А зачем ты приехала? Откуда? Тебе лучше покинуть город.

– Не прогоняйте меня, тетя Рита, – всхлипнула Фаина.

– Деточка, я же тебе объяснила! Какая ты, право… Все в жизни изменилось. Да, мы дружили с твоими родителями, но идейной близости у нас никогда не было… Ты – хорошая девушка. Но представь, вдруг к нам нагрянут с проверкой… Не обижайся. Ты должна понять. Может, тебе денег занять?

– Прощайте, – не поднимая глаз, не в силах взглянуть в лицо жене бывшего адвоката, тете Рите, которая ко дню рождения всегда делала ей подарки, Фаина шагнула к незатворенной двери…

Мимо Верхнего рынка, мимо Андреевской церкви по улице Достоевского (прежде – Дзержинского) Фаина дошла до Мойки, крайней улочки, за которой начинался Таманский лес. Суматошно перебрав в памяти, кто бы приютил ее в это трудное время, Фаина поняла вдруг, что таковых мало. Неизвестно, кто из подруг остался в городе. Знакомые? Опасаясь неприятностей, не поступят ли так же, как Лапушинская?

А между тем она уже приближалась к дому Проценко. Не рассудок, а некое подспудное чувство вело к матери Николая, с которой видалась она всего несколько раз.

Во дворе, вымощенном гравием, сидела на корточках Галинка и колола на голыше орехи. В лад ударам молотка на худенькой спине вспархивал бантик. У ног лакомки горкой лежала битая скорлупа. Она так увлеклась, что даже не заметила пришедшей.

– Здравствуй, Галочка, – окликнула Фаина с той приглушенностью в голосе, которая появляется после слез.

Круглолицая сестренка Николая бросила молоток и вскочила. Чудесные, карие глаза на большеротом лице полыхнули радостью.

– Фая!

– Узнала меня?

– Конечно! Ты у Коли книжку брала. А теперь он на фронте.

– Да, я знаю. Перед оккупацией я успела отправить ему письмо. Мама дома?

– Она огород копает. Позвать? – Голенастая Галинка во весь дух пустилась по дорожке вглубь двора. За кизилом, испещренным бордовыми бусинами, Фаина увидела склоненную женскую фигуру. Звонко раздался девчоночий крик: «Ма! К нам Колина невеста пришла. С вещами!» Фаина ощутила странную неловкость, и, казалось бы, неуместную в эту минуту свою виноватость. Явилась незвано-непрошено…

Походка может вполне выдать настроение человека. Дородная, с тонкими чертами лица, Александра Никитична шагала позади дочки твердо и несуетно. Под взглядом светлых, доверчиво-строгих глаз соврать, наверно, никто бы не решился.

– Что случилось? Выселили, что ли?

– Одна я осталась, тетя Шура…

– Везде горе – куда ни глянь, – с участием сказала хозяйка и вздохнула. – Ну, в ногах правды нет. Галка, проводи Фаину в дом, а я только полоску докопаю…

Беленые стены и светлая отутюженная скатерть с каймой придавали прихожей вид уютный. Кроме печи в тесной комнатенке помещались стол, сундук да буфет с посудой. Двухстворчатая дверь в зал была заперта ручкой-скобой. За печью меж занавесками открывалась дверь. Галинка юркнула в дальнюю, угловую комнату.

– Вот тут я спала, а здесь мама, – стала объяснять девчушка, указывая на кровати под баракановыми покрывалами, стоявшие боковина к боковине вдоль стены. – А теперь мы вместе ляжем.

– Я до завтра, Галочка. Мне бы переночевать…

Галинка призадумалась.

– А куда ты пойдешь? Живи с нами.

– Тесновато у вас. Может, в зал сумку занести?

– Не-ет. Туда нельзя! Там немцы живут.

– Немцы?

– Они на службе. Ты не бойся, – успокоила девочка, обнимая Фаину за пояс и запрокидывая голову. – Дяденька Клаус меня шоколадкой угощал, а мама не разрешила взять. А другой квартирант ужасно ворчливый и дуется, как мышь на крупу, – с материнской интонацией заключила Галинка…

Вопреки всем опасениям, немецкие офицеры, узнав от хозяйки, что ее родственница прогостит недолго, больше Фаиной не интересовались. К тому же, она всячески избегала с ними встреч. По утрам, когда офицеры завтракали и без пяти восемь выходили на улицу к ожидающему автомобилю, Фаина оставалась в постели. А возвращались постояльцы, по обыкновению, глубокой ночью. Накрыв им стол, хозяйка тут же уходила в спаленку и закрывала дверь на крючок.