Виктория Хислоп - Однажды ночью в августе

Вскоре к беседующим присоединился Манолис. За последние несколько лет они с Антонисом крепко сдружились и теперь стали неразлейвода. Поначалу Антонис относился к двоюродному брату хозяина с осторожностью, но в конце концов молодые люди обнаружили, что у них много общего, в том числе – страсть к музыке. Они часто играли вместе: Антонис – на деревянной флейте тиаболи , а Манолис – на лире.

Гиоргос поздравил новоиспеченного ноноса . Как и многим гостям церемонии, Гиоргосу казалось странным столь поразительное сходство двоюродных братьев. Оба были одинакового роста, под два метра, и сильно выделялись на фоне довольно низкорослых жителей Крита. У обоих высокие скулы, густые темные волосы. Возможно, нижняя челюсть у Андреаса была слегка тяжелее, но не эта особенность позволяла окружающим легко различать братьев. Шалопай и весельчак, Манолис постоянно хохотал и улыбался, и вокруг глаз у него легли глубокие морщинки. Андреас же был довольно суров и угрюм, и будто под тяжестью невеселых мыслей его плечи слегка сутулились.

Вскоре начались танцы, и сперва музыканты заиграли сиганос , плавный и легкий танец, участвовать в котором могли как мужчины, так и женщины. На террасе дома Вандулакисов было достаточно места для того, чтобы сотня человек встала в круг. Как только первый круг составился, внутри его тут же образовался второй круг, а затем еще один и еще, пока не получилось четыре концентрических круга.

В оркестре играли десять музыкантов: двое – на лире, трое – на лютне лауто , еще двое – на гитаре и по одному – на скрипке, барабане и мандолине. Нежные и ритмичные звуки зачаровывали. Сиганос является медленным вступлением к другому греческому танцу, пентозалису , сложную схему которого знали на Крите даже дети. Едва заслышав знакомую мелодию, они переставали беситься и вставали в круг ко взрослым, уверенно повторяя все движения, будто выучили их еще в утробе матери.

Как только большинство гостей увлеклись танцем, Гиоргос воспользовался моментом, чтобы уйти. Он вежливо попрощался с Вандулакисами и незамеченным покинул праздник.

В какой-то момент по просьбе Антониса Манолис отправился к своему грузовику за лирой. Вернувшись к гостям, он сел, взял в левую руку изящный инструмент, а в правую – смычок. Лира казалась такой маленькой в больших руках Манолиса, однако звук ее был громким и глубоким, и искусную мелодию не могло заглушить даже бренчание лауто . Темп музыки все убыстрялся, но Манолис не делал пауз, продолжая играть на своем трехструнном инструменте целый час или даже больше.

Лире Манолиса вторили остальные инструменты оркестра. Казалось, у музыкантов открылось второе дыхание. Музыка плыла над толпой гостей, словно искала убежища в окружающих холмах. Взгляд Манолиса был устремлен куда-то вдаль. Хотя он сидел в самом конце ряда, именно к нему было приковано внимание слушателей и именно его мелодия задавала тон оркестру.

Около десяти часов перед гостями выступил известный певец. Это выступление стало важнейшим событием вечера и привнесло в праздник то, что называют греческим словом кефи, – дух неистовой радости.

А под конец вечера Манолис станцевал перед всеми зейбекико. От искусных пируэтов танцора невозможно было оторвать глаз. И хотя зейбекико, по сути, выражает душевную боль, Манолис, скорее, просто хвастался перед зрителями своим умением красиво двигаться.

Андреас же большую часть вечера провел в разговорах с родными и близкими, благодаря их за то, что пришли, и за то, какие подарки они приготовили для его дочери. Время от времени он искал глазами жену и замечал, что та улыбается. Впервые за год без малого Андреас видел Анну счастливой и расслабленной. «Наконец-то, – мелькнуло у него в голове, – она становится прежней».

Как только зазвучала новая мелодия, Анна присоединилась к танцующим, и Андреас потерял ее из виду. Иногда в толпе мелькало ее малиновое платье. Наконец, подчиняясь танцевальному ритму, женщина оказалась почти напротив своего супруга, и он смог разглядеть ее лицо. На нем по-прежнему сияла улыбка, а сама Анна, казалось, была полностью захвачена танцем.

Чтобы прийти в себя после столь роскошного празднества, или гленди , гостям потребовалось несколько дней. Приближалась осень, и работы в поместье становилось с каждым днем все больше, однако люди никак не могли настроиться на рабочий лад.