Владимир Шуванников - Сталинградское Евангелие архимандрита Кирилла (Павлова)

Мне и самому, а я уже более 50 лет служу, доводилось крестить членов ЦК профсоюзов. Одна женщина рассказывала, что их на работе обязывали атеистическую пропаганду вести, но можно было и отказаться. Вызывает она кого-то, говорит: будешь читать такую-то антицерковную лекцию. А человек упирается: что угодно, только не это. И женщина эта про себя отмечает: значит, тоже наш. Все равно вера сохранялась.

Иван Павлов, когда его уже после Сталинградской битвы хотели в партию «пристроить», наотрез отказался. И таких было немало, кто твердо стоял на позициях своей веры. Кто-то, конечно, этому и возмущался, но в глубине души те, кто сами боялись исповедовать веру или даже отступили от нее, начинали с уважением относиться к исповедникам.

А это действительно достойно почтения.

Помню, я спросил как-то Константина Ефимовича Скурата, профессора Московской духовной академии: «Вот тут Хрущев объявил, что последнего попа по телевизору покажет. Нам уже готовиться нужно, конец?» А он так просто отвечает: «Знаешь, Россия непредсказуема. У нас говорится одно, а произойдет другое. Еще неизвестно, что будет».

Мы еще школьниками были, вуз выбирали, а отец советовал нам, сыновьям: «Хотите быть священниками – готовьтесь к тюрьме». Мы и пошли в лесотехнический. Заранее готовились, если вдруг на лесоповал отправят… Но как отец Сергий Орлов говорил: «У Господа средств много, может вот так всё перевернуть, – и переворачивал в этот момент ладонь, – заснем при одной власти, а проснемся при другой».

Я отцу Сергию посетовал как-то (а было это примерно в 1974 году): «Батюшка, наверное, конец скоро?» А он отвечает: «Да кто его знает, может, еще лет 100…» Половина срока уже прошла.

Мы сейчас беседуем в нашем новом храме Новомучеников и исповедников Церкви Русской. Так тогда никто и представить себе не мог, что здесь будет построен этот храм с таким посвящением. Тут раньше стояла самая первая церковь Покрова Богородицы, потом часовня, вот мы и решили это место увековечить…

Храм Новомучеников и Исповедников Российских в с. Акулово

Батюшка был из поколения фронтовиков. Про войну не любил распространяться, бывало, спросишь, а он уйдет от ответа. Разве что отмечал, что было попущено такое вразумление народу России. После этого люди как-то встрепенулись.

Он постоянно читал Евангелие – была у него такая привычка. Носил томик с собой и при каждом удобном случае открывал. Многое, целые главы, знал наизусть. Когда его просили сказать какое-то слово, даже просто за столом, он начинал цитировать Священное Писание.

Он часто лежал в больнице, и однажды у него – кроме всех его хронических болезней – обнаружили еще и кисту на почке. Назначили операцию. Батюшка вспоминал, как взял очки, Евангелие и пошел. И вот читает он Евангелие, молится, а врачи делают операцию под местным наркозом – и все прошло хорошо.

После войны батюшка сразу же отправился в Елоховский собор – узнавать, есть ли где духовная школа. Решил уже для себя идти на служение Богу. Ему ответили, что открыт Богословский институт в Новодевичьем монастыре. Там, вспоминал, его встретили приветливо, но сказали, что в этом году он поступать опоздал. Так что пришлось устроиться на работу – на дровяные склады в Рогожской слободе. Жил он в семье у сестры Анны (они с мужем Яковом потом к батюшке в Лавру приезжали). Яков, батюшка рассказывал, всегда был очень заботлив, всячески его как абитуриента от каких-либо дополнительных нагрузок оберегал: дайте, мол, человеку восстановиться, чтобы он мог позаниматься.

«Евангелие сдавать мне было не сложно», – вспоминал отец Кирилл про свое поступление в духовную школу. Ну а остальное выучил. Рассказывал – в шинельке пошел экзамены сдавать. Их там таких было много. Дружбу они пронесли через всю жизнь.

«Батюшка учил нас любви к Евангелию»

Батюшка очень трепетно к однокашникам относился. Отец Валентин Радугин, тоже уже преставился, к батюшке приезжал благословение брать, чтоб умереть, но отец Кирилл все же раньше него ушел. Отец Валентин батюшку, кстати, до последних дней так «Вань» и называл.