Лев Портной - Копенгагенский разгром. Приключения графа Воленского

– Вот только дышишь здесь не воздухом, а угольной пылью.

– А как там наш император? – вдруг спросил Новосильцев. – Его роман с Наполеоном продолжается? Доходят слухи, что всерьез затевается поход в Индию.

– Вы говорите таким тоном, каким говорят о несусветных глупостях, – заметил я.

– А вы иного мнения? – живо поинтересовался он.

– Индия куда ближе к Москве, нежели к Лондону, – ответил я. – И полагаю, вас не смущают английские колонии?

Новосильцев ничего не ответил, а только вскинул брови так, словно решил для себя, что не стоит снисходить до споров со мной.

– Что-то ваш друг запропастился! – с нарочитым беспокойством воскликнул граф Воронцов – явно чтобы сменить тему.

– Должно быть, встретил какого-то знакомца по морской службе, – предположил Новосильцев.

– Если так, эта встреча не на пять минут, – промолвил Семен Романович.

– Как вам чай? – спросила меня Екатерина Семеновна.

– Чай превосходный, – ответил я. – Я бы с удовольствием попробовал английский кофий.

– О, это мигом, – отозвался граф Воронцов.

Кофий оказался с горьким привкусом, и я проглотил его, взяв на заметку поручить мосье Каню преподать урок местному повару.

Лакей, подавший мне кофий, задержался в гостиной. Он имел столь невозмутимый вид, что мне в голову не пришло заподозрить неладное. Но граф Воронцов по каким-то признакам, известным человеку, прожившему много лет в Лондоне, почувствовал неприятности.

– Что-то случилось, мистер Блотт? – спросил Семен Романович.

– Пришел инспектор полиции мистер Салливан, – промолвил лакей.

– Вот как! – Граф Воронцов оживился. – Неужели появились новости о Камышове?

– А кто такой Камышов? – поинтересовался я.

Семен Романович ждал от полиции известий об этом человеке, что и пробудило мое любопытство.

– Инспектор Салливан хочет побеседовать с человеком, только что прибывшим к вам, сэр, – сообщил мистер Блотт.

– Со мной? – удивился я и повернулся так неловко, что опрокинул кофейную чашечку.

Николай Николаевич подхватил ее, поставил на стол и с укоризной произнес:

– Это «Веджвуд».

– Простите, – смутился я и, чтобы сгладить неловкость, произнес: – Так значит, полиция здесь не сидит сложа руки.

Граф Воронцов и Новосильцев, удивленные тем, что интерес блюстителя порядка к моей персоне не стал для меня неожиданностью, вперили в меня испытующие взоры. Они ждали объяснения.

– На подъезде к Лондону нас пытались ограбить, – сообщил я.

– Да? – воскликнул Новосильцев. – Слава богу, все обошлось!

– Здесь это обычное дело, – посетовал граф Воронцов. – Отправляясь в дорогу, нужно брать с собой несколько гиней…

– А мы взяли пистолеты, – улыбнулся я.

– И что? – нетерпеливо поинтересовался Николай Николаевич.

– Говорят, нарушили английские традиции… – промолвил я с усмешкой.

– В каком смысле? – с нажимом в голосе спросил граф Воронцов.

– Дали отпор и обезоружили разбойников!

Втайне я порадовался тому, что Феклистов задержался и нет нужды объяснять, что это была его инициатива.

Граф Воронцов вздохнул с облегчением и сказал:

– На обратном пути вас будет сопровождать охрана. А теперь, мистер Блотт, ведите сюда инспектора. Только пусть он оставит в холле свой плащ.

Поклонившись, мистер Блотт удалился, а через минуту вернулся и привел полицейского с землистым лицом и густыми бакенбардами непонятного цвета – местами рыжими, а местами цвета прошлогодней золы.

Он обвел присутствующих озабоченным взглядом, его глаза остановились на мне и недобро сверкнули.

– Хорошо, джентльмены, добрый вечер, – поздоровался он.

– Я надеялся, что есть новости о Камышове, – сказал граф Воронцов.

– Хорошо, сэр. Только что в соседнем пабе произошло убийство, – поведал он. – Убитый одет в форму русского офицера. Может, это и Камышов. Но свидетели говорят, он приехал на фиакре, который спустя пару минут остановился возле вашего дома.

Лицо графа Воронцова побледнело и вытянулось. Николай Николаевич застыл, вперив взгляд в полицейского, а я пробормотал:

– Ерунда какая-то. Сущая ерунда.

Во мне словно ужились два человека. Один оцепенел от ужаса, а второй напрочь отказывался верить, что с Артемием Феклистовым случилось несчастье.

Граф Воронцов заявил, что отправится вместе с нами в злополучный паб. Я кликнул мосье Каню, и мы последовали за инспектором.

По пути я вдруг заметил, что сжимаю в руке фарфоровую чашечку. Тот самый «Веджвуд». Я с изумлением смотрел на изящный фарфор. Визит полицейского и предположение, что убит мой товарищ, так потрясли меня, что я сделал совершеннейшую нелепость – зачем-то прихватил с собой кофейную чашечку. Смутившись, я спрятал ее в карман.