Николай Омелин - Разбойничья Слуда. Книга 2. Озеро

Вот и Пашка Гавзов отужинав с родителями, накинул поверх рубахи пиджак, быстрым шагом направился через всю деревню к реке. В прошлом году перед самым Новым Годом, ему исполнилось двадцать лет. А сегодня с волости в деревню приехал урядник. Не торопясь прошелся по деревне, время от времени останавливаясь и беседуя с ачемянами посреди деревни или заходя к ним для разговора в дом. В конце дня постучался он и в дом Гавзовых. Не дождавшись ответа, уверенно шагнул через порог. Притворив за собой дверь, перекрестился на образа, что стояли в углу комнаты, после чего, представившись, спросил Гавзова Павла Николаевича.

Убедившись, что стоящий перед ним смуглый широкоплечий парень тот, кто ему нужен, предъявил Павлу мобилизационное предписание, подписанное уездным воинским начальником. Гавзов прочитал документ, в котором было написано, что ему Павлу Николаевичу Гавзову, одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года рождения, уроженцу Сольвычегодского уезда Вологодской губернии надлежит явиться в полицейский участок Нижней Тойги для отправления на сборный пункт. Последнее предложение он прочитал вслух отчего его мать, сидевшая до того молча, заревела в голос. Павел, не обращая на нее, продолжил читать. Дойдя до конца бумаги, проговорил:

– Я так понимаю, нужно явиться 10 июня 1915 года?

– Правильно понимаешь, – подтвердил урядник. – Уже почти год война идет, а значит, вместо обычной воинской повинности предстоит тебе голубок Россию защищать. От германца и другого досаждающего отечеству врагу.

– Я так понимаю, срок службы – бессрочный? – спросил Пашка, пытаясь успокоить причитающую мать.

– Либо день, либо год, либо всю оставшуюся жизнь, – проговорил сидящий на лавке дед Афоня свою любимую поговорку.

И истинный смысл и суровая правда, ранее для Пашки не ведомая, с этой минуты стали отчетливо понятны. «Могут и сразу убить на войне. Могут и через год. А значит, вся жизнь теперь может только войной и ограничиться. На ней продолжиться, и там и закончиться, – пришел он к неожиданному выводу, осознав сказанное его дедом Афанасием Григорьевичем».

«Никифору Ластинину тоже такое же предписание, наверное, урядник вручил, – подумал Павел, идя по деревенской улице. – По крайней мере, спрашивал же он, где Никишка живет». Тут он едва удержался на ногах, запнувшись за кем-то брошенную на дороге чурку. «Обратно пойду, заберу ее, – потирая ушибленную ногу, решил Пашка». Размышляя, как ему вести себя с приятелями, когда увидит их у костра, он миновал деревню. На службу, а тем более на войну, не каждый день забирают. Но более всего его волновала встреча с Лизкой. «Знает или нет? Если не знает, как сказать? – подумал он. – Весело и беззаботно? Ну, да, конечно, только так. Хотя, а вдруг не понравится? Вдруг подумает, что радуюсь разлуке с нею. Или с сожалением? Нет, пожалуй, подумает, что воевать боюсь. Вот, черт! – выругался Пашка, так ничего и не придумав».

Миновав деревню, он прямиком зашагал в направлении густого дыма, медленно поднимавшегося от скрытого косогором костра.

– Привет Ачемской честной компании, – подойдя ближе, крикнул Пашка. – Не много ли вас, не надо ли нас? – продолжил он беззаботно, глазами выискивая среди ребят Лизку Гавзову.

– Привет, будущему защитнику отечества! – услышал он голос Никифора Ластинина, высокого русоволосого сверстника. – Заждались тут все тебя. Война идет, а главного вояки нет, – пытаясь подшутить, добавил он.

«Ну, всё понятно. Знают уж все, – с некоторым облегчением подумал Пашка». Обведя всю компанию взглядом, он, улыбнувшись, ответил приятелю: – Да, вот такие-то дела.

Он выдержал паузу и, желая показать и свою осведомленность, произнес:

– Так тебе, Никишка, я слышал, тоже недолго тут небо коптить осталось?

– Ну, долго, не долго, а с неделю еще поживем, – ответил Никифор с некоторой бравадой. – Пошли после гулянки, уток погоняем, а то когда еще душу отведем! – предложил он Пашке.

– Шинель оденешь, так настреляешься, – громко крикнул кто-то из собравшихся у костра ребят.

– Какие утки, Никифор! На яйцах уж птица, а то и с птенцами, – Пашка с удивлением посмотрел на приятеля.

– А селезень-то не сидит, – не унимался Никифор. – Он свое дело сделал. Да, хотя бы просто с ружьишком посидеть у озера.

– Не, я не пойду. Домой надо раньше, – слукавил Павел. – Да и отец сказывал, что дроби нет почти, – не понимая, шутит Ластинин или нет, и пытаясь, отговорится, произнес Павел.

– А я на Вандышевское озеро схожу. На войне убьют, тогда уж не сходить будет.