Сергей Карпенко - Господа юнкера

Прибыл вестовой от Боде, тот предлагал поужинать совместно. Михаил дал согласие, и вестовой, козырнув, ушел.

«Какое же мне все это чужое. Эти люди, эта армия, эта жизнь», – опять думал Михаил, надевая мундир и вычищенные денщиком сапоги.

Город Ковель представлял собой огромный военный лагерь. Сюда прибывали войсковые соединения для дальнейшего следования на восток. Гражданского населения почти не было видно. Повсюду сновали солдаты и слышалась немецкая речь. Но питейные заведения работали, и владели ими местные жители. В один из таких небольших ресторанчиков и прибыл Михаил. Боде был уже там.

– Михаэль, я вот думаю, а не взять ли в будущем землю в этих краях? Я слышал много о плодородности здешних земель.

– Райнер, решай сам. Я всего лишь врач в мирной жизни, и далек от земляных вопросов.

– А зря, Михаэль. Скоро мы завоюем эту варварскую страну, и каждый немец может получить здесь земли столько, сколько пожелает.

«Не слишком ли ты рано все решил? Кажется, Бисмарк говорил, что с Россией воевать – это самоубийство!» – думал Михаил, а вслух сказал:

– А кто же будет обрабатывать всю эту землю, если местное население мы уничтожим?

– Нет, уничтожать будем только тех, кто не может работать: старых, больных, а остальные будут рабами великой германской нации. Так говорит наш фюрер, – Боде встал и поднял руку в приветствии.

– Хайль Гитлер! – воскликнул Михаил, вскочив и тоже вытянув руку.

После ужина приятели прошлись по городу. Руин было не так уж много, но в воздухе стоял какой-то запах гари.

«Запах войны, как в Гражданскую», – подумал Михаил.

Вот показалась вывеска «Цирюльник».

– О, Михаэль, а не побриться ли нам? Вы как? – спросил Боде.

– Я – за, – ответил Михаил, и они вошли к цирюльнику.

Майору Боде поправили прическу, побрили, и он, довольный, любовался собой, глядя в зеркало.

– Райнер, вы идите, не ждите меня, – сказал ему Михаил.

– Ну хорошо, Михаэль. До завтра, – ответил Боде и вышел.

Михаил уселся в кресло, и пожилой цирюльник, высокий, широкоплечий, с густой вьющейся седой шевелюрой, стал намыливать его щеки для бритья. Вот открылась боковая дверь, и в цирюльню вошла молодая женщина, стройная, светло-русая, с огромными голубыми глазами на красивом лице.

– Лиза, ты что хотела? – спросил ее цирюльник.

– Папа, я думала, господа офицеры ушли, – ответила она и вышла.

Михаил успел в зеркало заметить красоту этой женщины. Особенно его поразили глаза ее небесной голубизны. Он мысленно одернул себя: «Ты женатый человек, и у тебя растет сын», – и спросил:

– Это ваша дочь?

– Да, пан офицер. Мужа ее забрали в армию советы, и где он сейчас – неизвестно.

– А он не хотел служить им?

– Да кто же спрашивает, хочешь или нет, пан офицер? Наш город стал советским всего два года назад, так они, советы, всю молодежь позабирали в свою армию. А мы теперь и не знаем, жив ли наш бедный Петр.

– Вы еврей?

– Упаси Бог, пан офицер. Мы поляки.

Михаил рассчитался с цирюльником и вышел.

У цирюльни двое солдат прижали женщину к стене соседнего дома и что-то настойчиво объясняли ей. «Зовут с собой», – понял Михаил. Приглядевшись, он узнал в этой женщине дочь цирюльника, от которого вышел только что. Михаил подошел к ним. Солдаты вытянулись во фрунт. Он приказал им явиться в свое подразделение и быть готовыми к отправке на восточный фронт.

Солдаты дружно козырнули и, повернувшись «кругом», зашагали прочь. Женщина испуганно смотрела на Михаила, сердце ее учащенно билось.

– Не бойтесь, фройляйн, – с улыбкой сказал ей Михаил. – Вы можете идти, куда шли, но будьте осторожны.

Она чуть заметно кивнула головой и скрылась за дверью цирюльни.

Михаил постоял, глядя ей вслед, а затем пошел на свою квартиру.

По дороге он подумал о Сергее: «Как он? Жив ли? Добрался ли до своих?».

* * *

А Сергей в это время вместе с другими партизанами трудился, строя землянки. Уже были готовы штаб, лазарет, а теперь готовили помещения для бойцов. Работали весело, с шутками.

Стояли теплые летние дни, в кронах деревьев пели птицы. А где-то далеко, на востоке, шли бои, и иногда был слышен гул от артиллерийских залпов и взрывов авиабомб. Командир отряда майор Григорьев отправил группу из четырех партизан на ближайший хутор узнать обстановку и добыть провизии.

Старшим группы был сержант Клыков. На подходе к хутору партизаны услышали звучание губной гармоники.

– Немцы, – вполголоса сказал сержант. – Надо посмотреть, сколько их тут.