Высокие ставни с разноцветными стёклами были плотно притворены, чтобы не впускать ночную стужу. В огромном камине жарко пылал огонь. В новой горнице пахло свежеструганными досками и ароматным маслом.
Пир разгорался. Дворовые бесшумно скользили вдоль стен, подливая напитки гостям и заменяя потухшие свечи. Рассаживаясь, шептались собравшиеся.
– Князь нового воеводу привел! – Таинственно сообщали они друг другу.
– Это ж кого?
– Боброк-Волынский, из Литвы, – шелестело новое знатное имя.
– Какой же это новый воевода? Помню, с нами был, когда Рязань брали.
– Так теперь он главный воевода, во всем Великому князю советчик.
– А тысяцкий что же? – Переводили тему другие.
– Нет больше тысяцкого, упокой душу Василия Васильевича. Славный был воевода! С ним я в огонь и воду пошел бы.
– Сказывают, сын его, Иван, тысяцким станет.
– Как же, они с Дмитрием лаются, не будет меж ними мира.
– Полаются и перестанут. Не было такого, чтобы на Москве тысяцкого не было. Меж вечем и князем завсегда тысяцкий должен стоять. А то больно много власти у князя, – горячились сторонники старого уклада.
– Тише ты, тише. Речи такие для своей горницы оставь. Здесь всюду уши! – Предупреждали со всех сторон, бросая осторожные взгляды на сына покойного тысяцкого.
Иван Васильевич Вельяминов на пиру был мрачен и разглядывал гостей быстрыми, сверкающими кинжальными взглядами. Он почти ничего не ел из предложенных слугами легких закусок, предваряющих основные яства, а только насупленно тянул мед из своего кубка. Для праздничного пира Иван сменил дорожную одежду, в которой приехал из Москвы в свите князя, на ярко-алую рубаху. Штаны были заправлены в блестящие сапоги из искусно выделанной кожи. Черные непослушные волосы его были тщательно расчесаны гребнем, усы и борода аккуратно подстрижены. Он недавно разменял пятый десяток лет, так что был мужчиной в самом расцвете жизненных сил. На Москве он уже двадцать лет слыл первым красавцем и женолюбом, поскольку его черные очи и кудри очаровали не одно девичье сердце. Но ни одна из девушек еще не смогла подвести его к свадебному алтарю.
Не только делами любовными был славен Иван. Долгое время он был правой рукой своего отца и до сего времени успешно справлялся со своими обязанностями. Природная хитрость, ум и смелость помогали ему находить выход из любой ситуации.
Внезапно в зал вошли слуги Великого князя, предваряя его появление.
– Слуги то, слуги как одеты! Лучше бояр! – Завистливо шептали за столами.
– Московский князь ест и спит на золоте! – Поясняли знатоки.
– Не только спит на золоте, но и.., – говорящий глотал окончание, комично подмигивая сотоварищам. Все понимающе прятали улыбки. На Руси давно ходил слух, что у Великого князя нужник из чистого золота.
– Ох, и богата Москва! Нашим златом-серебром… – грустно переговаривались князья победнее.
– Слыхали, на князя напали на торжище? – меняли тему бояре.
– А как же! Весь Переяславль шумит…
В горницу в окружении воевод вошел Великий князь Дмитрий Иванович. Он успел переменить одежду и красовался в красном кафтане с парчовыми вставками и золотым шитьем. На плечах была накинута легкая просторная соболья шуба без рукавов с большими прорезями для рук. Гости встали, скрипя лавками, шелестя дорогой одеждой, и приветственно зашумели. Сегодня князь был торжественен, серьезен и молча кивнул гостям. За ним в зал вошла его супруга княгиня Евдокия с девушками-прислужницами. Суздальские бояре встретили княгиню с особым восторгом – как-никак, она была особо любимой земляками за добрый нрав и кротость характера.
Совсем юной девушкой она покинула родной Суздаль, чтобы стать Великой княгиней Московской. И с тех пор трудно было найти на Руси более преданной и рассудительной правительницы. Как говорит арабская пословица, женщина может вознести мужа в вышину и она же бросить в его пропасть. В случае с князем Дмитрием произошло первое, минуя второе. Терпением и усердием княжны государство процветало. Она ведала княжьим теремом, оставляя ратные дела мужу. За девять лет супружеской жизни Евдокия подарила ему уже четырех детей – двух дочерей и сыновей – Василия и Юрия. Особенно благодарен был князь за наследников – всем известно, что нет надежней опоры для государства, чем уверенность в продолжении княжеского рода.
Тяготы материнства не сократили ее прелести, как и не убавили юности. Даже в то суровое время двадцать два года были для человека только началом жизни. Тем более было ценным то, чего она смогла достичь к этому возрасту. Евдокия была все еще неплохо сложена, хоть и немного полновата для нынешних эталонов красоты. Впрочем, в те времена это считалось скорее достоинством, чем недостатком. Тем более, что она была высока и сохраняла дивную княжескую осанку.
Читать дальше