Юрий Пешкилев - Тень князя

– А что за кинжал был у душегуба? – внезапно спросил кто-то.

– А непростой кинжальчик-то, булатный, с каменьями! – ответил ему сосед.

Все зашумели, изъявляя желание посмотреть на орудие покушения. Дмитрий кивнул и слуги вынесли на всеобщий позор злополучный кинжал. Гости принялись его рассматривать, передавая друг другу. Орудие неизвестного вора производило на них разное действие. Кто-то пожимал плечами, а кто-то, напротив, хмурился или испуганно затихал. Хотя все сходились на том, что кинжал этот непростой, стали булатной, камни и позолота на нем дорогие. По мере продвижения клинка молчание за столом сгущалось.

– Да то ж тверского князя кинжал! – Разорвал внезапно нависшую тишину голос боярина Ивана Квашни, человека ума недалекого, про которого говорят, что язык впереди ума идет. – Я, когда в Твери был, его у него на поясе заприметил. Все сходится. И камень такой. И вот такой. Да другого такого и не сыщешь!

Все зашумели, словно поток воды вырвался на волю. Конечно, многие и ранее узнали кинжал, да промолчали. Но теперь, когда дурень языкастый сыскался, все спешили подтвердить, что кинжал и впрямь тверского князя.

– Тихо, тихо князья да бояре! – властным жестом Дмитрий остановил шум за столом. – Ежели и впрямь, как вы говорите, это от князя Михаила нам «подарок», то следует спросить строго с Твери. Но прежде разобраться надо.

Все за столом были согласны с ним, но возбуждение не утихало. Шутка ли – запахло новой войной! В волнении бояре съели дичь и поросят, затем на новой перемене умяли ухи, затем овощные закуски, потом пироги с мясом и рыбой. Все это обильно запивалось бочонками хмельного меда. Разговоры пошли военные, про ратные подвиги да геройские смерти на поле брани. Некоторые бояре были готовы хоть сейчас сесть на коней и ехать спрашивать с Твери за кинжал.

Но двоих из этого хмельного сонма гостей, бывших на пиру, меньше всего занимал таинственный кинжал. Черные, колдовские глаза Ивана Вельяминова и выцветшие, словно прозрачные, очи Дмитрия Боброка продолжали разглядывать юную княжну. И если во взоре первого читалась лишь животная страсть, помноженная на неуемное потакание своим прихотям, то во взгляде воеводы казалось, застыл испуг перед внезапно свалившейся неотвратимо накатывающей любвью.

Под огнем взглядов пристально вылупившихся на нее немолодых бояр, Анна смущенно накинула на лицо вуаль, успев, впрочем, сверкнуть на прощанье седому воеводе таким взором, что сердце его окончательно улетело в бесконечную даль, из которого оно уже рисковало никогда не вернуться.

Поднятый в вершины сладостных грез, Боброк-Волынский с трудом вернулся на землю, внезапно услышав шум пира, заглушавший все вокруг. Гости пили, ели, хвастались подвигами, собираясь воевать. Оглядевшись, он заметил пристальный взгляд черных глаз, злобно резанувших его, словно мечом. Человека этого, в красной рубахе, он давно приметил, так как знал его с малолетства и юности, когда служил у прежнего тысяцкого. Еще тогда они соперничали, состязаясь с Иваном в бешеной скачке на лошадях и ратном бое. Нутром старый воевода почуял, что и в битве за сердце Анны ему будет достойный соперник.

Меж тем пирующие договорились до того, что хотели ехать на Тверь прямо сегодня, опосля последнего кубка. Но закончилось все более мирно. Нетрезвых гостей слуги просто развезли по домам. Так закончился первый день княжеского пира.

– — – — – — – — – — – — – — – —

Ночью того же дня в опочивальне князя было тихо. Стольников да слуг отослали, дверь была плотно притворена, а на страже стояли крепкие молодцы.

Князь, одетый в простую одежду да мягкие сафьяновые сапожки, сидел кручинясь и подперев голову сжатыми в кулак длинными пальцами. Боброк, все такой же грозный и по-военному одетый, стоял чуть поодаль, склонившись над злополучным кинжалом тверского князя.

– Завтра весь Переяславль будет гудеть об этом.

Дмитрий молчал.

– Кинжал приметный, признали его многие. Кто погорячее, уже на Тверь в поход собирается. Не верится мне, что Михаил Тверской душегуба со своим кинжалом подослал. Любой можно было ножик дать, только не свой. Что думаешь, княже?

– Конечно, это не Михаил. Но вот кто сделал это?

– А кому такой шум выгоден? – Боброк махнул рукой в сторону окна, из которого и впрямь доносился людской шум и крики. – Завтра весь народ переполошится.

– Кому выгодно, чтобы народ волновался, да чтоб супостаты вокруг мерещились? – Словно эхо повторил князь.