Владимир Фетисов - Устроители Туркестана. Туркестанские генерал-губернаторы

Прошёл декабрь, январь, февраль, а ответа из Бухары всё не было. Наконец в начале марта на имя генерал-губернатора пришло письмо от бухарского куш-беги (первого министра), в котором в туманной форме и с восточной витиеватостью не давалось никакого определённого ответа.

Кауфман не обиделся – он был достаточно тактичен и миролюбив. Желая во чтобы то ни стало сохранить мир в регионе, он пишет эмиру новое подробное письмо, в котором вновь подчёркивает значение мирного соглашения между двумя государствами. Спустя некоторое время в Ташкент приходит известие, что эмир Музаффар в Кермине провозгласил «джихад», священную войну, против неверных.

Эта новость застала генерал-губернатора в день его отъезда в Петербург, откуда он должен был привезти семью: «Генерал Кауфман, садясь в тарантас, чтоб ехать в Петербург, – пишет в одном из своих писем консул в Кашгаре Н. Ф. Петровский, – узнал о намерении эмира начать враждебные действия; вместо путешествия в Петербург пришлось отправиться к Самарканду».

Не хотелось Кауфману начинать своё правление с военных действий, но обстоятельства требовали решительности.

В середине апреля 1868 года генерал-губернатор с отрядом в 8300 человек, при 16 артиллерийских орудиях, выступает в поход.

В апреле 1868 года многотысячная бухарская армия, оставив за спиной Самарканд, направилась к реке Зеравшан. Кауфман со своим отрядом выдвинулся навстречу. Перед самым столкновением русские получили неожиданного союзника. К ним присоединился отряд из 280 афганских воинов во главе с Искандер-ханом, внуком Дост-Мухаммеда. Афганцы находились на службе у бухарского эмира, составляя гарнизон крепости Нур-Ата. Долгое время не получая жалованья, они, взяв крепостные орудия и по дороге разгромив бухарские отряды, присоединились к Кауфману. Надо сказать, Искандер-хан так и остался на русской службе в прославленном Лейб-гвардии гусарском полку, получил от русского командования чин подполковника и был награждён орденом св. Станислава 2-й степени.

Подойдя к северному берегу Зеравшана, Кауфман увидел за рекой бухарские войска. Около трех часов дня между противниками завязалась артиллерийская дуэль. Под прикрытием летящих снарядов русская пехота начала переправу и, выйдя на противоположный берег, нанесла удар одновременно с двух флангов. Противник, побросав орудия, бросился бежать. Бухарский дипломат и историк того времени Ахмад Дониш саркастически писал: «Сражавшиеся нашли необходимым бежать: каждый бежал так, как мог бежать, бежали куда глаза глядят, бросали все имущество, снаряжение. Некоторые бежали в сторону русских, и последние, узнав их положение, накормив и напоив, отпускали их. …Никто не хотел воевать».

А вот как вспоминает бой участник тех событий самаркандский житель Комильбой: «Наши пушки дали залп. Должно быть, прицел был хорош, потому что среди неприятеля произошло волнение, и русские отодвинулись на другое место вне выстрела. Их верховые джигиты переправились на другой берег Зеравшана и, протянув за собою через реку канат, привязали конец его к деревьям. Русские начали переправляться, держась за канат и друг за друга. Все мы стреляли. Пушечные снаряды, кажется, перелетали через головы, но ружейные пули попадали, хотя немногие. Видно было, чтото тут, то там падал солдат, и Зеравшан быстро проносил трупы. Но это не мешало русскому войску двигаться вперед. Мы удивлялись: Зеравшан разлился на несколько рукавов, русские переходили один, вступали на землю, стряхивали воду и тотчас же шли через другой рукав. Точно какая-то сила несла их вперед и вперед. С Чупанаты (песчаный холм на берегу Зерафшана, где сосредоточились защитники города, В.Ф.) гремели выстрелы, а они часть за частью все шли. Вот первые вышли на равнину, бросились на спины, подняли ноги и начали ими болтать. (Выливали воду из сапог). А другие шли и шли за ними, выходили на землю и проделывали то же самое. Мы подумали, что они колдуют. Передние строились плотными рядами, к ним примыкали ряд за рядом другие. Наши ядра перелетали им через головы, ружейные пули не достигали. Казалось, что это не люди, а духи войны. И вот они построились и двинулись на нас. Идут плотною стеною. Они все ближе и ближе. […] Наши в ужасе стали отодвигаться назад. Я помню, что в панике бросил свой пистолет и пустился бежать, что было сил. Все бежали, стараясь опередить друг друга. Сзади слышалось ур-ра! […] Сарбасы бросали не только оружие, но и верхнюю одежду, так как боялись, чтобы жители, узнав в них солдат, не избили их за то, что они бежали. Они не смели появиться в Самарканде и рассеялись по кишлакам и ближним городам. Мы же, ополченцы, бежали по своим саклям в Самарканд. Когда я пришел домой, отец был уже дома. Сначала он мрачно взглянул на меня, а потом подперся руками в бока и расхохотался. – Ай-да защитники! – крикнул он».