Джералдин Брукс - Год чудес

– Мистер Викарс велел сжечь всю его работу, чтобы никто не заразился, – проговорила я. В горле будто что-то застряло.

– И речи быть не может! – воскликнула Энис.

Тут я начала догадываться, какие трудности уготованы мне в дальнейшем. Если уж Энис Гоуди, человек, сведущий во врачевании, не желает, чтобы сжигали ее заказ, чего же ждать от остальных? Немногие из нас живут в достатке, а переводить добро и вовсе не любит никто. Люди, заплатившие мистеру Викарсу вперед, захотят забрать всё до нитки, и, невзирая на предупреждение священника, я была не вправе им отказать. Энис Гоуди ушла, неся под мышкой свое платье блудницы, и вскоре после этого, когда день перевалил за половину и вести о смерти мистера Викарса, как и следовало ожидать, разлетелись по деревне, ко мне стали наведываться и другие клиенты, требуя свои заказы. Все, что мне оставалось, – это передавать его слова, сказанные в забытье. Ни один из них не согласился, чтобы его заказ – будь то даже порезанное на куски полотно – предали огню. Кончилось тем, что я сожгла лишь одежду покойника. А когда она превратилась в пепел, заставила себя бросить в огонь и платье, которое он сшил для меня, и на моих глазах золотисто-зеленую материю поглотили карминные языки пламени.

Путь до Бредфорд-холла был неблизок и все в гору, я же так утомилась, что едва передвигала ноги. Однако я не пошла прямой дорогой, а свернула на восток – к домику Гоуди. «Джордж» и красное платье никак не шли у меня из головы. Обыкновенно я не охотница до сплетен. Мне нет дела, кто с кем забавляется и где. Вдобавок теперь, когда мистера Викарса не стало, едва ли имело значение, куда он пристраивал свое хозяйство. И все же я должна была разузнать, что связывало его с Энис Гоуди, пусть даже ради того только, чтобы понять, питал ли он ко мне истинные чувства.

Гоуди жили на окраине деревни, за кузницей, в сиротливой хижине на границе с фермерскими угодьями семейства Райли. Жилище их было крошечным – всего две комнаты, одна поверх другой – и таким хлипким, что соломенная кровля сползала набок, подобно шляпе, надвинутой на одну бровь. Хижина словно бы росла из склона, припадая к земле перед зимними ветрами, гулявшими над пустошами. Домик можно было узнать по запаху задолго до того, как его очертания различал глаз. Приторные, а когда и терпкие ароматы травяных настоек и отваров окутывали его плотным кольцом. Потолки в тесных комнатах были низкие. Вечный полумрак защищал собранные растения от солнца. В ту пору Мем и Энис как раз сушили летние травы, и те пышными пучками свисали с потолка, так что уже с порога приходилось сгибаться чуть ли не пополам. Бывая у них в гостях, я всякий раз гадала, не трудно ли такой высокой девушке, как Энис, передвигаться по дому, где нельзя распрямиться в полный рост. Для приготовления лекарственных снадобий в очаге всегда пылал огонь, однако из-за плохой тяги в воздухе вечно висел дым, а стены почернели от копоти. Но и дым тоже был душистый. Гоуди любили жечь розмарин – по их словам, он очищал воздух от хворей, которые могли занести в дом пришедшие за помощью.

Я постучала, но ответа не последовало. Тогда я подошла к каменной ограде, защищавшей от ветра аптекарский сад. Сад этот существовал сколько я себя помнила. Я всегда считала, что его разбила Мем, но как-то раз, когда я обмолвилась об этом, Энис высмеяла мое невежество.

– И дураку понятно, что сад был древним еще до того, как Мем Гоуди появилась на свет. – Она пробежала пальцами по ветви шпалерной сливы, и, приглядевшись к сучковатому, корявому стволу, я убедилась, что дерево и впрямь очень старое. – Мы не знаем даже имени мудрой женщины, посадившей эти культуры, но будь уверена, они росли здесь задолго до нашего появления и будут расти еще много лет после того, как мы уйдем. Мы с тетей – всего лишь звено в длинной цепочке женщин, чьим заботам был вверен этот сад.

За каменной оградой скрывалось богатство растений. Я смогла бы назвать лишь десятую их часть. Некоторые были уже собраны; голые каменные грядки подчинялись строгой планировке, понятной лишь Энис и ее тетке. Стоя на коленях, Энис выкапывала цветы с высокими блестящими ножками и ярко-синими головками. Заметив меня на усыпанной сеном дорожке, она поднялась и отряхнула руки.

– Красивые цветы, – сказала я.

– Красивые и могущественные, – ответила Энис. – Растение это прозвали волкобоем, хотя худо от него не только волкам. Достаточно откусить маленький кусочек от его корня, и к ночи ты уже хладный труп.