Александр Феликс - Как закалялся Штальц. Помнить и никому не говорить

С этими экскурсами в историю Восточной Пруссии, извечными проблемами с Польшей и Данцигским коридором, с мыслями о России и об отце Вилли оставил гостей и прошел на кухню. По рассказам его молоденькой учительницы русского языка он знал, что русские очень любят сидеть на кухне. На кухне русские могут читать и общаться по душам, а могут и праздновать большой шумной компанией. Он взял потертый кожаный таге-бух своего отца с золотистым замочком-защелкой и уединился на кушетки в столовой с резным голубым потолком и белыми облаками.

Вилли перелистывал пожелтевшие странички дневника с крупным размашистым почерком. Временами, где отец мельчил и писал убористо, почерк был похож на его собственный, только аккуратнее. Вилли любил рассказы отца про Россию. Многое ему было знакомо. Он быстро пролистал несколько страниц и остановился на воспоминаниях отца о Пруссии. Особенно ему хотелось почитать про его родной Буйлин. Тот Буйлин, в котором, после своего рождения, он еще ни разу не был. Буйлин, о котором отец мечтал на вокзале, задумчиво вглядываясь в расписание «Штутгарт-Кёнигсберг временно отменен». Он жадно вглядывался в отцовские строки. За окнами столовой сверкала и мигала иллюминация. Как фонари за окнами купированного вагона на перроне проходящей станции. Вилли листал страницы, как будто подгонял часы до отлета все быстрее и быстрее. Пока не уснул…

Майским утром Аэробус из Штутгарта приземлился в Вильнюсе. Витька Сараев на своей девятке уже был в аэропорту с табличкой выведенной фломастером «Herr Stahlz». Моложавый, чуть лысеющий дядька, слегка взъерошенный, больше похожий на американского фермера шел к нему и широко улыбался. Сараев никак не дал бы ему полтинник, от силы чуть больше сорока. Коричневые джинсы, ботинки на толстой рифлёной подошве, из-под синего пуловера торчала белая дорогая рубашка.

– Сдра-ствуйте господин перевотчик – приветствовал Сараева Штальц.

– О, гутен таг, хэр Штальц. Вы хорошо говорите по-русски, – удивился Виктор.

– Нет это все, что я знаю, а ещё «Шчи да каша, пишча наша», пытаюсь читать некоторые ваши лозунги и транспаранты. Вот и все. Перед отъездом из Штутгарта взял пару уроков русского языка у одной студентки из Питера. Ничего, неплохо позанимались, миленькая девчушка. Ладно, поболтаем по дороге в Гусев, а сейчас, давай-ка в ресторан. Вчера были бурные проводы, хорошо посидели, надо подкрепиться. Да и, как у вас говорят, здоровье не мешало бы поправить.

Сараев знал только один бар-ресторан за валюту в Вильнюсе, и они поехали в «Интурист». Громадный дорожный чемодан Штальца еле поместился в девятку, пришлось даже разложить заднее сидение. Обед в «Интуристе» был шикарный. На удивление официанта Штальц попросил плеснуть в бокал с пивом немного яблочного сока. И тот переспросил, правильно ли он все понял.

Да уж, странный народ эти немецкие миллионеры, подумал Сараев. Вместо водки с похмелья пиво пьют с соком, да еще марки свои к нам везут, а не вывозят, как наши олигархи. Вот уж воистину, что немцу хорошо, то русскому смерть.

По пути в Гусев Штальц рассказал, что фермерствует он неслучайно. Сараев слушал Штальца и кивал из вежливости, не особо вникая в суть. Надо было следить за дорогой, да и после работы учителем немецкого языка в школе он давно не практиковался и привык слушать через слово. Только с наплывом ностальгического туризма в начале девяностых у него появилась возможность заняться любимым делом. Времена, когда он с неугомонными детьми, учениками с видами и ВОЗ (с задержкой в развитии) долбил «das, des, dem, das – нынче праздник у нас», были в прошлом. Благодаря местным переселенцам из фирмы Кайнер&Майнер он работал с немцами на своей машине и зарабатывал в день школьную месячную ставку учителя. Жена перестала его пилить, даже прощала загулы с редактором местной оппозиционной газеты, одноклассником Ванькой-писателем.

Водить экскурсии привлек его бывший учитель истории Мамлин. Николай Александрович был классным историком-краеведом. Ходил с учениками в походы, проводил археологические раскопки. После таких походов Сараев с мальчишками перекапывали все дворы и скверы в поисках немецкой утвари, монет и прочих артефактов Второй Мировой. Благодаря учителю Витька стал крутым переводчиком. Да и Мамлин, хоть и водил экскурсии, но не был уже учителем. В разгул демократии 90-х Мамлина выбрали в депутаты, а потом и Председателем Горсовета. Вот такие парадоксы времен перемен.