Витя и Алеся входили в Рамешки с юга. Дорога представляла собой просёлок, наезженный машинами и квадроциклами рыбаков, которые едут на плотину. Весна была хотя и ранней, но затяжной, и теперь, в конце апреля, по обе стороны от дороги была видна только прошлогодняя пожухлая трава, а новая вырасти ещё не успела. Да и нежарко сегодня. Только что светило солнце, а вот поди ж ты – небо затянуло свинцово-серыми облаками.
– Витя, а ты не знаешь, сколько жилых домов в Рамешках осталось? В которых зимуют.
– Пять, если не ошибаюсь. Три здесь, на Больших Рамешках, и ещё два на Заречине.
– Надо же, Заречина… Вспомнила это название. Это там, по ту сторону ручья, что в плотину впадает, – Алеся показала рукой. – А остальные дома?
– Некоторые совсем брошенные, но больше таких, что в них на лето дачники приезжают.
– А сейчас дачников, видать, много, как и в Сулидах. От короны в деревни эвакуировались.
У дороги стояли две огромные раскидистые липы. Стволы ещё совсем чёрные, даже почек не видно. Этим липам никак не меньше двухсот лет – значит, они росли здесь во времена войны с Наполеоном. Алеся и думать о липах на околице Рамешек давно забыла бы, но всякий раз, когда она в книге читала описание могучих деревьев, в памяти всплывало именно это место.
Дорога, теперь уже грунтовая, шла в гору. На улице пока никого не встретили. А вот заброшенный магазин, и отсюда начинается асфальт. Кто же торговал в магазине и когда его закрыли? И память снова подсказала: продавщицей была баба Наташа Шурыгина. В девяносто первом году, когда в Рамешках асфальтировали дорогу, магазин ещё работал. Через год или через два, когда постоянных жителей в деревне стало совсем мало, его закрыли, и тогда сюда стала ездить автолавка.
– Витя, это место раньше называлось Прогоном. Коров здесь на пастбище гнали из деревни. И тут до войны случилась такая история. Мне бабушка говорила, а ей кто-то ещё рассказал. Где-то здесь, совсем рядом, жил кузнец. Жил бедно, а любил показать, что не нуждается и живёт хорошо. И как-то раз зовут его мужики на сход работников колхоза «Свобода», как раз на этом месте и собирались. И он перед выходом помазал усы куском сала. Подходит к товарищам и говорит: «Ох ты, чёрт побери, сальца поел. Вкусно»!
Ну стоят, обсуждают рабочие вопросы. А его сын выходит из дома и кричит: «Тятя! Кот сало съел, что ты усы мазал»!
– Колхоз «Свобода»?
– Да. Название было, а свободы не было.
– Жёсткие времена были! А как у нас в Сулидах колхоз назывался?
– А у нас был колхоз имени Сталина. Это уж потом, в шестидесятые, окрестные колхозы в один совхоз объединили.
– Смотри, Алеся, тогда тут народу хватало на целый колхоз! Твои родственники когда отсюда уехали?
– В семьдесят седьмом бабушка дом в Сулидах купила. Дедушка Ваня к этому времени умер уже. Мы сейчас идём к тому месту, где их хата стояла.
Алеся всю дорогу от Сулид фотографировала на телефон. Сначала ручей с бобровой запрудой, потом посадку деда Матвея, плотину, а сейчас и Рамешки. Витя спросил:
– Что с фотками делать будешь?
– Закину их в облако, чтобы маме показать. Ссылку отправлю. Её родная деревня ведь.
– Да ты и Сулиды, я смотрю, сфотографировала с разных сторон.
– Конечно! Это уже моя родная деревня.
– А как в августе оформишь наследство, ты дом будешь продавать или сама жить?
– Продам. Егор уже дал понять, что купить хочет. А я не чувствую себя здесь дома, хотя воспоминаний, казалось бы, угасших много пришло, когда на землю предков вернулась.
– Правда дома себя тут не чувствуешь? Выросла здесь всё-таки.
– Выросла – это да, но мой дом давно уже в Петербурге, и я сейчас скучаю по этому городу. Как ограничения снимут, поеду домой. Карантин – возможность перезагрузиться, и я рада, что вышло именно так. А ты хочешь остаться на ПМЖ в деревне?
– Вряд ли. Это сейчас у меня жилья в городе нет – вот и езжу туда-сюда. А как будет возможность, уеду. Хотя меня тянет в деревню, как и тебя в город, если долго не был.
Они прошли почти всю деревню и подошли к трём липам, высаженным в ряд. Надо же, и здесь липы… Не задумывалась, не обращала раньше внимание, что это такое распространённое в Рамешках дерево. На этом месте когда-то стоял дом бабушки и мамы, но сама Алеся в Рамешках никогда не жила. Бывала в школьные годы часто, но бывать – совсем не то же, что жить постоянно. Отсюда до северного края деревни рукой подать. А там, за околицей, гора Жуковка. С неё в мамином детстве, в шестидесятые годы, дети на лыжах и санках катались.
Читать дальше