Михаил Туруновский - Записки военного врача

Вдруг неестественно белые лучи света словно врезались в затухающее сознание и сквозь густую толщу мрака проступили очертания городской улицы. Лучи пронизывали её пространство с разных сторон. Свет был ярким, но в то же время, удивительно мягким и приятным.

По тротуарам не спеша, с кавалерами под руку, прогуливались дамы в роскошных платьях. Куда-то спешили служащие присутственных мест и простые горожане. Буквально из-под ног, размахивая свежими номерами «Городских ведомостей», выныривали шустрые мальчишки газетчики. С громким цокотом, чинно покачиваясь, по булыжной мостовой проносились пролётки.

В воздухе, словно парили, лёгкие дамские зонтики, а на шашках городовых и золочёных офицерских погонах искрились яркие блики.

В какой-то момент он вдруг заметил, и это показалось ему странным, что все люди и повозки движутся только в одном направлении. А именно, навстречу ему. Дойдя до перекрёстка, он осмотрелся по сторонам, а затем, почему-то, свернул направо.

Свет неожиданно и быстро потускнел, а в лицо дунул резкий порыв ветра. Сквозь поднятое облако пыли стали проступать фигуры военных, которые двигались единым строем, заполняя собой почти всю улицу. От неожиданности, он слегка пошатнулся, и прижался к стене. Офицеры с безупречной выправкой возглавляли ротные коробки, а нижние чины маршировали во флангах. Следом со стуком катились скрипучие повозки обозов, уносившие с собой санитаров и сестёр милосердия. Строй двигался очень слаженно и быстро. Лица мелькали друг за другом в бесконечной череде. Однако, некоторые из них на какое-то мгновение словно зависали, врезаясь в его сознание.

– Постойте, постойте! Мне кажется, я вас знаю! – хотел он крикнуть им вслед. Но набежавшая, не весть, откуда толпа провожатых, помешала ему. И вместо того, чтобы докричаться, ему пришлось протискиваться в толпе людей до тех пор, пока он не очутился на перекрёстке, где снова свернул направо.

Небо быстро заволокло холодными серыми облаками. Ветер усилился. Представшая его взору, совершенно безлюдная улица оказалась заполненной разным хламом и мусором. Обрывки прокламаций, затоптанные агитплакаты, носились в завихрениях вперемешку с песком. На стенах домов свисали разодранные, кроваво красные транспаранты с надписями, которые уже невозможно было прочесть.

Он ускорил шаг, устремившись вперёд, с единственным желанием поскорее покинуть это дурное место. Дойдя до следующего перекрёстка, он снова свернул и остановился в оцепенении. Чёрные свинцовые тучи неслись ему навстречу, едва не цепляя крыши домов. Ветер продолжал усиливаться. Теперь ему стало по-настоящему страшно, и он побежал вперёд без оглядки. Внезапно полыхнул необыкновенно яркий разряд молнии и он успел разглядеть очертания золочёного креста, мелькнувшего где-то далеко, в самом конце протяжённой улицы. Навалившись всем телом на, почти ураганный поток воздуха, он рванул изо всех сил, желая быстрее добраться до храма.

Купола церкви нависли над ним неожиданно, словно он преодолел эту нескончаемо длинную дорогу в пару прыжков. Едва переведя дыхание, он застыл, задрав голову высоко вверх, и широко расставив руки. Его внимание было приковано к огромному колоколу, который медленно раскачивался на высоченной колокольне. Казалось, что вот-вот прозвучит первый глухой удар, который всегда заставлял его содрогнуться всем телом. Но колокол не звонил, а лишь продолжал неистово раскачиваться, грозя в любой момент сорваться с колокольни вниз.

– Почему он не звонит? – родилась вдруг тревожная мысль, – Почему он не звонит?! – лихорадочно забилась она в голове, – Страшно! Очень страшно! Почему же так страшно?! Потому что он не звонит? Да, да! Ведь он обязательно должен зазвонить! Этого не может быть! Он должен звонить! Почему же он не звонит?! По-че-му?! По-че-му он не зво-нит?!

Он пытался кричать, но челюсти, словно налитые свинцом, едва ворочались, издавая странные звуки. Наконец, он почувствовал, как извергающийся наружу воздух, раздирает его высохшее горло, а затем вместе с глухим мычанием, резко раскрыл глаза.

– Успокойся! Успокойся, Мишенька. Ну, что случилось? Опять сон? Опять этот сон, да?

Над постелью склонилась пожилая женщина с очень правильными, благородными чертами лица, которая осторожно вытирала платком его вспотевший лоб и шею. Немного растерянный взгляд выдавал её тревожность, но держалась она при этом вполне уверенно.

Михаил ощутил неприятную влагу, отсыревшей от пота подушки, и рукой провёл по измятой простыне.