– Тебе надлежит знать тех, за кого сражаешься! – сказал он. – В обычаях этого народа искать покровительства и предавать своих покровителей при удобном случае, ища себе других хозяев. Когда-то они звали наших дедов к себе, ища защиты от горцев, что поднялись против притязаний грузин, затем вошли в состав великой империи наследников достойного Сельджука, теперь же говорят, что мы – никем не званные захватчики, и терзают султанат со спины, когда он занят большой войной с дикими и алчными носителями креста. Что скажут о вас через полвека, и не станете ли вы первыми врагами тем, за кого сегодня проливали свою и чужую кровь?
Воин не стал ждать ответа. Уже сидя на коне, он крикнул:
– Подумай над моими словами, великий хан!
Удар камчи заставил коня всхрапнуть и понести чужого седока прочь, оставляя позади задумавшихся над его словами кыпчаков.
А в это время в грузинском лагере готовились к пиру. С гор гнали отобранный у крестьян скот, а посланные Давидом команды рыскали по оставленным сельджуками селениям, собирая то, чем не успели поживиться они. Вахтанг вместе с другими азнаурами вышел из царского шатра, испытывая двойственное чувство. Его, как и других, переполняла радость от выпавшего на долю сельджуков поражения, но она омрачалась гибелью племянника. Он с содроганием представил глаза своей сестры, ещё недавно потерявшей мужа, а теперь и единственного сына. Что он скажет ей, когда…
– Вахтанг! – вдруг окликнул его женский голос, который сейчас он меньше всего хотел бы слышать.
Чуть промедлив, азнаур обернулся и развёл руки, торопясь навстречу сестре.
– Хатуна! Как ты здесь?! – воскликнул он, мучительно размышляя, как сообщить ей страшное известие.
Но сестра уже знала о гибели сына. Он понял это, увидев её скорбные, заплаканные глаза и дрожащие губы. Женщина бросилась брату на грудь и зарыдала, давая волю слезам. Вахтанг что-то говорил, успокаивал её, прекрасно осознавая бесполезность своих слов, но Хатуна вскоре взяла себя в руки.
– Как это случилось? – спросила она, отстраняясь.
Князь глубоко вздохнул.
– Молод он был, неопытен и горяч! – произнёс он голосом, полным скорби. – Мы сражались плечом к плечу, но не уследил я за ним! Всё в руках Господа, особенно в жестокой сече! Не успел я, сестра! Собой бы от стали закрыл, но не успел!
Голос его дрогнул, и Вахтанг отвернулся, скрывая опечаленное лицо. Сестра снова обняла брата и застыла, не произнеся больше ни слова. Не зря накануне у неё так ныло сердце! Не зря она спешила, торопя возничего, не зря! Многих, дорогих сердцу людей потеряла она за последний месяц: сначала в занятом врагами Тбилиси убили отца, мать и многих других родственников, затем погиб муж, и теперь, не успела она снять траур по погибшим, её единственный сын. На всём свете у неё остались только дочери и брат, который благодаря Богу сегодня уцелел в битве!
Упредив заход солнца, похоронили павших, и Давид пригласил ханов и кошевых на пир. Прямо под открытым небом накрыли столы, и на расставленные скамьи расселась грузинская знать. Когда количество тостов перевалило за десять, развязались языки. Хвалили победоносного царя, своих товарищей и себя. Пили за победу и удачу, что позволила им одержать её в столь трудном и много решающем сражении. Кыпчаки молча уплетали разложенные перед ними яства, не понимая произносимых на грузинском языке речей.
– О чём они? – спросил Тугоркан Атрака, успев насытиться.
Тот, сражаясь на стороне Давида не первый месяц, уже стал понимать язык своего зятя.
– Похоже, хвалятся своей победой. Давид вот только что провозгласил, что наскок азнауровских сотен – его личная задумка, которую он готовил задолго до битвы, что сами азнауры вели переговоры с огузами по его приказу, и что их атака принесла победу всему грузинскому войску.
Боняк, не взирая на очередной тост, произносимый каким-то азнауром во славу царя, презрительно расхохотался, и тостующий замолчал.
– Крепкое вино! – поспешил заметить Атрак по-грузински, давая понять, что хан просто перебрал лишнего, и застолье продолжилось своим чередом.
– Вот ведь какие умники! – восхитился Тугоркан. – Под стать нашим сказителям: на ходу придумывают!
– Это ещё что! – поддакнул ему Атрак. – Посмотрим, что они через десяток лет петь будут!
Один из князей поднялся и затянул песню. Её подхватил дружный хор, и под сладкие звуки чонгури в сгущающиеся сумерки вознеслись высокие голоса. Пели о так любимой Грузии, о её равнинах и холмах, горах и реках, её красоте и неповторимости. Петь в Грузии умели всегда.
Читать дальше