Олег Иралин - Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается

– Кто этот Самуил? – спросил Натан, когда они остались одни.

– Очень важный начальник из Венеции! – сказал Соломон. – В нашей иерархии я подчиняюсь непосредственно ему.

– А хозяин этого дома… домов?

– Он старший над всеми евреями Константинополя.

– Он важнее тебя и Самуила?

Услышав вопрос, дядя растянул губы в улыбке.

– Самые важные те, кто приближен к Домам Венеции, именно там решаются судьбы мира.

– Но ведь ты сам говорил, что Константинополь столица сильнейшего государства!

– Пока так! – уклончиво ответил Соломон. – Но всё её влияние сосредоточено в деньгах, которые перемещаются по велению наших венецианских хозяев, а учитывая глупость императоров и высших сановников, что правят этой империей, её годы уже сочтены.

Натан помолчал, обдумывая услышанное, и спросил, озвучивая свою догадку:

– Эти Дома и есть тот главнейший род?

Соломон улыбнулся шире прежнего и поощрительно потрепал вихры племянника.

– Сразу видна наша кровь! – воскликнул он. – Мозги и смекалка на месте!

– А разве… – произнёс юноша, собираясь озвучить очередной вопрос, но смолк при возвращении слуги.

Тот неслышными шагами приблизился и бесцветным голосом сообщил, что Самуил скоро их примет, но пока придётся подождать в одной из комнат. Он провёл гостей широким коридором с медными подсвечниками на стенах, и оставил их в просторной гостиной с покрытыми позолотой узорчатым столиком и мягкими креслами вокруг. Соломон первым опустился в одно из них. И с наслаждением откинулся на высокую спинку.

– Садись! – пригласил он племянника, указывая на кресло рядом.– Верно, не приходилось нежиться в таком удобстве?

– Не приходилось, – подтвердил Натан и сел, вынужденный придать телу непривычную позу.

– Нас прервал этот старик. Ты что-то собирался спросить? – напомнил Соломон, желая продолжением беседы скрасить время ожидания.

– Ах да, дядя! – вспомнил юноша. – Ты, говоря обо мне, всегда вспоминаешь значимость рода матери. Но разве не был умён мой отец?

Соломон внимательно посмотрел на племянника и, уловив подтекст прозвучавшего вопроса, как можно мягче произнёс:

– Твой отец, Натан, был довольно неглупым человеком, несмотря на то, что происходил из ашкеназов. После свадьбы твой дед сделал всё, чтобы семья его любимой дочери ни в чём не испытывала недостатка. Мало того, что твоему отцу досталось приданое, о котором он раньше не мог и мечтать, ему ещё и купили прекрасный дом в богатой Корсуни, что в Таврии у самого Русского моря. Мы потеснили тамошних караимов и воткнули его в самое прибыльное на земле дело – работорговлю. Твоему отцу только и оставалось, что ложно принять христианство и начать зарабатывать достойные деньги, но он отказался, говоря, что не собирается, даже ложно, предавать нашу Тору. Подумать только! Все евреи так поступали и поступают, когда к этому подталкивают обстоятельства, при этом нисколько не отдаляясь от нашего Закона и продолжая чтить Пятикнижие, как и прежде! Нет, твоему отцу вздумалось проявлять характер! Хотя, мне кажется, ему просто не хватило духа торговать гоями. Эта слабость его и погубила. Он продал всё в Корсуни и с вырученными деньгами и семьёй сел на корабль, надеясь начать новую жизнь в Константинополе. Моя бедная сестра! Ни она, ни мои племянники, ни её простодушный муж так и не добрались до столицы мира! Только через годы судьба наградила меня тобой, и теперь, по смерти моих драгоценных родителей, только мы вдвоём являемся продолжателями нашего рода!

Соломон отвернулся, не желая объявлять перед племянником нахлынувшие на него чувства, но по дрогнувшему голосу Натан понял, в каком состоянии сейчас находится его родственник. Он выждал немного и, не желая расстраивать дядю, переменил предмет разговора.

– Скажи, зачем нужно менять Веру, даже и ложно, для занятия работорговлей? Неужели евреи ущемляются в этом деле из-за приверженности Торе?

– Нет, дело не в иудаизме, а в греческих законах. Эти христиане настолько погрязли в лицемерии, что, не желая расставаться с прибыльными налогами, решили обозначить заботу о единоверцах. Император объявил, что заниматься продажей христиан может только торговец одной с ними Веры. Караимы и наши, давно оседлавшие эту торговлю, моментально окрестились для вида, в душе своей оставаясь приверженцами оглашённого Мойшей Закона, и поток славян, гонимых через Тавриду к портам Египта и Малой Азии, так и остался в их руках.