– Пусть папа повозится хотя бы с младшими мальчишками, – Шимону и Леви исполнилось всего два года, – их даже не стригли в первый раз.
Исаак велел себе сидеть как можно более непринужденно. Самородок в его кармане тянул на десять лет колонии, однако на золоте не было написано, кто именно его намыл. Он, впрочем, понимал, что отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности навел справки о некоем гражданине Бергере, пятьдесят седьмого года рождения, со средним профессиональным образованием и четырехлетним стажем работы.
– И справки сделали свое дело, – он рассматривал погоны мента, – меня допрашивает птица высокого полета, – Исаак очнулся от скрипучего голоса:
– Что вы делали в кафетерии Казанского вокзала, гражданин Бергер? – юноша пожал плечами.
– Пил кофе, гражданин полковник, – Исаак повертел носком горного ботинка, – я приехал в Москву из Сибири третьего дня и намеревался отправиться в Сочи. На Кавказе начинается бархатный сезон, а я хотел отдохнуть.
Маленькие глазки пристально взглянули на него из-под неожиданно элегантных очков, не вяжущихся со свиной рожей, как невежливо подумал Исаак о милиционере.
– Самородок вы привезли из Сибири, – утвердительно сказал полковник. Исаак отозвался:
– Я купил золото в поезде у одного парня. Он сошел ночью и мне не представлялся. Золото, намытое мной за сезон, я сдал государству, у меня были деньги.
В чемодане Исаака, хранившемся у арестованного Павла Петровича, тоже лежала наличность, однако багаж говорить не умел. Полковник открыл серую папку.
– Вы знаете этого человека?
Исаак велел себе отвечать как можно более спокойно. Фотографию Павла Петровича вынули из личного дела в инвалидной артели, где он якобы трудился ретушером. Смотрящий отправился на Соловки, не получив высшего образования.
– Меня и не приняли бы в институт, – заметил Павел Петрович, – я из дворянской семьи, пусть и обедневшей. Я хотел стать реставратором, рука у меня верная, – на снимке смотрящий был лет на десять моложе.
– С ним что-то случилоь, – понял Исаак, – иначе у ментов появились бы свежие фотографии, – он безучастно отозвался: «Нет». Полковник выложил рядом еще один снимок: «А этого?». Исаак нахмурился:
– Я видел его в Тайшете, когда приехали московские артисты. Он крутился на сцене до начала спектакля. Мне показалось, что он администратор.
Исаак не ходил на концерты, где пели женщины, однако позволял себе кино и театры. В Тайшет привозили бросовые представления, но Исаак не привередничал.
– «Зведных войн» от них не дождешься, – Мишель и Пьер рассказали ему о фильме, – мент, кажется, интересуется этим парнем…
Полковник потянулся за папкой. Массивный телефон на столе неприятно затрещал. Сняв трубку, он одновременно нажал на кнопку звонка.
– Подумайте, с кем вы встречались в Тайшете, гражданин Бергер, – со значением сказал милицонер, – к вашему самородку мы вернемся, – на пороге маячил охранник, милицонер прижал трубку к уху.
– Нет, товарищ Матвеев, – услышал Исаак, – работать с арестованным будет наше министерство…
Высоко подняв голову, юноша вышел в коридор.
Белокурые кудри Серафимы украшал венок из чайных роз. Трогательное бархатное платьице помялось. Устроившись на плетеном диване, девочка сопела в гобеленовую подушку. Над террасой жужжали поздние пчелы. Раскинувшийся рядом с ребенком Мухтар лениво поводил хвостом.
Над едва тронутым золотом осенним лесом простиралась ясная лазурь неба. Полуденное солнце отражалось в янтаре меда, играло в прозрачной зелени крыжовенного варенья. От озерной пристани доносился смех, Саша оглянулся.
– Они ответственные парни, – успокаивающе сказал Наум Исаакович, – и рядом с ними охранники. Порыбачат и вернутся, на ужин сегодня поедим кулебяку. Мальчишки до нее большие охотники.
Рядом с товарищем Котовым Саше всегда становилось уютно.
– Даже сейчас, – он полистал вырванную, как кисло выразился Саша, с кровью папку Бергера, – когда проклятое ОБХСС ни на йоту не подвинулось, – Саша получил с курьером некоторые, как объяснил по телефону полковник Артемьев, материалы дела.
Саша слышал о любимце министра Щелокова, разгромившем цепь подпольных воротил в Средней Азии. Артемьев славился несговорчивостью.
Боров, как его называли на улице Огарева, сухо сказал в трубку:
– Посылайте прокурорский запрос, товарищ Матвеев, – Саша вспомнил проклятого провинциального милиционера, насолившего ему в деле Левина, – и я отправлю материалы. Пока я могу предоставить протоколы задержания гражданина Бергера и остальных, – он помолчал, – его спутников.
Читать дальше