Юрий Лиманов - Многоликий. Олег Рязанский

Все молчали.

Олег ждал чего угодно — возражений, яростных споров, криков, может быть, даже насмешек над его молодой горячей неопытностью, но не такого тягучего молчания и полной тишины. Захотелось встать и убежать. Усилием воли он сдержался, только крепче вцепился в подлокотники кресла, словно черпая уверенность в теплом дереве, которое помнило прикосновения рук отца, деда, прадеда, прапрадеда...

Встал дворский Кореев.

— Письмо о твоём решении тысяцкому в Лопасню с гонцом послать или с боярином? — спросил он.

— С гонцом, — с трудом разлепил губы мальчик.

— Дозволь идти, готовить письмо... — произнёс Кореев и добавил, со значением выделив это слово, — князь.

От неожиданности, что так всё обернулось, Олег только кивнул. Получилось гордо и величественно.

Дворский вышел. Вслед за ним, кланяясь, потянулись к двери старшие дружинники. Олег дёрнулся было, чтобы встать, но наткнулся взглядом на дядьку, старого боярина Алексича. Тот едва заметно качал головой: сиди, мол.

Олег остался сидеть.

Затем один за другим палату стали покидать бояре. Седобородые, могучие, израненные в боях, многие служили ещё его деду, они кланялись и молча выходили, оставляя его, мальчишку, простоволосого, в обыденной льняной рубашке, на рязанском столе — князем!

Вечером Олег, Захлёбываясь и путаясь в словах, снова и снова пересказывал друзьям всё, что произошло в палате. Епишка слушал его с горящими глазами и требовал всё новых подробностей. Васята же быстро утратил интерес к рассказу и только изредка кивал, словно сам был свидетелем и участником дневного действа.

Вошёл дядька, старый Алексия, выпестовавший ещё князя Ивана, отца Олега. Мальчики встали.

Алексия тяжело сел на лавку, отдышался после подъёма по крутой лестнице в горницу и стал разглядывать Олега так, словно видел его впервые.

— Что глядишь, боярин? Я там что-то не так сказал?

— В том-то и дело, князь, что всё ты сказал так, как надо. Как и взрослому не каждому додуматься.

— Я как узнал, что вы без меня... что Милославский на княжеский стол сел и думу правит... у меня будто в глазах потемнело! Пришёл, сел, надо что-то говорить, а что — не знаю, — в который раз принялся повторять Олег. — Даже, не соображу, как я про жёнок с топорами вспомнил.

— Всё ты верно, по уму молвил. — Дядька устроился на лавке поудобнее. — Иван Иванович Московский, хоть и родной брат Симеону, нрав имеет тихий, воевать за Лопасню не станет. Приходилось мне в Москве бывать, и не раз. Москва, она ведь не за горами. Там чихнут — у нас здоровкаются. — Дядька задумался и некоторое время смотрел молча поверх голов мальчишек, словно вспоминая молодые годы и частые поездки в Залесье: в Москву, Владимир, Новгород. — Надо бы тебе, князь, грека, учёного полемиста, из Царьграда выписать, — неожиданно заключил он.

— Полемист — это кто? — спросил Васята.

— А вот приедет учёный грек, и узнаешь, кто такой полемист и с какой кашей его едят, — усмехнулся дядька.

— Полемист — это тот, кто спорить умеет, — сказал Епишка.

— Ты откуда знаешь?

— Читал, боярин.

— А ты, князь, читал?

Олег промолчал.

— Он всё больше про стратигов в книжках выискивает, — поспешил заступиться за друга Васята.

— А ты в это время мечом на бронном дворе машешь, — сказал с лёгким укором старый боярин. — Хотя не спорю, мечом владеть надобно и боярскому сыну [5] Боярский сын — титул. В данном случае речь идет не о родственных отношениях, а о положении в дружине. , и боярину, и князю, а не только дружиннику.

Дядька опять помолчал и сказал как о решённом деле:

— Завтра же пошлю знающего человека за учёным греком. Велю такого сыскать, чтобы ещё и латынь знал. Латинские страны от нас хоть и далеко, зато Кафа [6] Кафа — генуэзская колония в Крыму. под боком. По Дону спуститься, мимо Тмутаракани пройти — тут тебе и Сурож [7] Сурож — древнерусское название города Судак в Крыму. , и Кафа. Бывалые мужи говорят, в Кафе, в латинском монастыре, такие книги есть, что и в Царьграде не сыщешь.

— Вот бы почитать! — воскликнул Епишка.

— Выучишь язык — так почитаешь, почему не почитать. Вреда от знания никогда не было. — Дядька, кряхтя, поднялся, у двери оглянулся на Олега, склонил в поклоне тяжёлую седую голову и вышел.

— О господи! — дурашливо воскликнул Васята. — Мало нам своих учёных монахов, ещё и грека на нашу голову.

— Молчи! — внезапно рассердился Олег. — Не старайся ты казаться глупее, чем есть.