Николай Дмитриев - Казна императора

Уцепившись за ближайшую сосну, Тешевич мало-помалу встал на ноги, и вдруг его буквально оглушил радостный крик:

– Братцы!.. Гляди, еще одна контра живая!

Инстинктивно обернувшись, Тешевич увидел, что прямо на него прет расхристанный малый в треухе, перехваченном наискось красной лентой. Встретившись взглядом с Тешевичем, красноармеец остановился и замахал трехлинейкой:

– Петрович!.. Сюда!.. Тута беляк целый!..

За деревьями послышались голоса, и к Тешевичу со всех сторон начали сбегаться рыскавшие по полю боя красноармейцы. Через минуту их набралось с десяток, и все они ожидающе поглядывали в сторону Петровича – здоровенного, бородатого мужика, судя по выправке, бывшего унтера.

Тешевич встряхнулся, выпрямился и, вздохнув, буднично спросил у Петровича, безошибочно угадав в нем старшего:

– Где мне стать?

– Ето чегой-то он, братцы? – изумился парень, первым наткнувшийся на Тешевича.

– А ты не дотумкал? Их благородие знать желают, у которого дерева мы его шлепнем, – насмешливо отозвался кто-то и удивленно добавил: – Ты ж гдяди, какой сознательный, сам под расстрел просится…

– Ишь, прыткий, – парень подозрительно уставился на Тешевича. – Нет, чегой-то тут не тае… Другие жизню выпрашивают, а ентот сам… А может, он, братцы, боится чего? Может, налютовал где, изгалялся нещадно над нашим братом-пролетарием, а?.. – Парень начал уже исступленно кричать, стараясь завести себя и других, но неожиданно, наткнувшись на взгляд Тешевича, поспешно отвел глаза. – Нет, братцы, гад это… Ишь, озирается, волчара… Нет, мы ему такое устроим, такое… Как ты, Петрович, скажешь? – внезапно обратился он к старшему, явно не решаясь учинить самосуд.

– Цыть ты, нарваный! – прикрикнул на него Петрович и подошел к Тешевичу ближе. – А скажи нам, господин поручик, чего это ты так на тот свет торописси?.. А то, вить, товарищи антиресуются…

– Почему? – переспросил Тешевич, и его взгляд скользнул куда-то вверх. – А ты не понимаешь, болван? На рожи ваши хамские смотреть не хочу.

– Ето чего ето такое, братцы, а? – прямо взорвался парень. – Гадюка золотопогонная и тут изгаляться вздумал! Чего глядим, товарищи?.. Покажем белой сволочи кузькину мать!

Солдаты угрожающе зашумели, явно собираясь расправиться с пленным, но именно в этот момент прямиком к ним подскакал неизвестно откуда взявшийся всадник.

– Товарищи, что тут у вас?

Женский голос, так неожиданно прозвучавший над головой, заставил Тешевича удивленно посмотреть на подъехавшего. По-мужски сидя в седле, молодая и красивая, одетая в щегольскую тужурку, женщина туго натягивала поводья, заставляя крупного вороного жеребца плясать на месте.

– Так что, товарищ комиссар, пленного взяли, – ответил Петрович и сразу подтянулся.

– Пленного? – Женщина сверкнула белозубой улыбкой, свесилась с седла и концом арапника приподняла подбородок Тешевича. – Ух, красавчик… А больше что, нет?

– Никак нет, товарищ комиссар, ну никак сбить их не удавалось. Аж пока артиллерию не подтянули. Только тогда и накрыли. Так что, сами видите…

– А обоз?.. Обоз где? – в голосе комиссарши послышалась растерянность.

– Так что, я полагаю, обоза нету. Енти остались, а никаких других нету…

– Та-а-к, значит, обоз опять ушел. Чтоб вам… – Женщина-комиссар вдруг смачно, по-солдатски выматерилась и приказала: – Этого офицерика в штаб. Немедленно. И чтоб никаких штучек по дороге. Поняли?

– Так точно, поняли… – хмуро отозвался Петрович и ткнул Тешевича прикладом в подколенку. – Ну давай, контра, топай. Повезло тебе, еще поживешь малость…

От добротной стены пакгауза веяло тишиной и порядком. И если блиндированный, испятнанный хунхузскими пулями бок вагона еще дышал опасностью, то здесь явственно ощущалось спокойствие. Впрочем, этот вагон и сейчас все время маячил у Шурки перед глазами. Однако теперь, поставленный вровень с широкими дверями пакгауза, он не только не внушал тревоги, но, наоборот, казался некоей тихой пристанью.

Теплушки тоже стояли тут же, но «максим» с тормозной площадки уже был убран, и весь отряд, больше всего напоминая какую-то тыловую часть, деятельно устраивался на новом, хотя и временном месте.

Здесь, у этого такого мирного пакгауза, они оказались ранним утром после более чем восьми часов неспешного передвижения. Начальник станции, уж не зная чего и ждать от свалившегося ему как снег на голову вооруженного до зубов отряда, немедленно согласился предоставить в распоряжение полковника Костанжогло пустовавший пакгауз.