Александр Бубенников - Мать и сын, и временщики

– Впервые слышу о зелье, которое пробовал супруг из рук дяди Михаила… – пробормотала побледневшая Елена.

Некоторое время потрясенные опекуны и великая княгиня сидели молча. Наконец Шуйский-Немой заключил, как всегда, немногословно:

– Вот так-то князья-бояре… Всего неделя прошла с кончины государя Василия – а изменой в государстве запахло… – Он гневно вперился жестоким взглядом в Юрия Дмитровского. – Ты, князь, первый, кто опекунов государя-младенца рассорить вздумал… Ты первый и, наверняка, не последний будешь… Вот с тобой нам надо и определиться в первую очередь. Накажем тебя, чтобы и другим неповадно было изменять памяти старого государя новому государю на престоле… Как считаешь, великая княгиня?..

Елена Глинская сидела, обхватив голову руками, и ничего не ответила, только покорно кивнула головой. Старый Михаил Львович все же уловил в легком кивке знак одобрения и пророкотал баском:

– Будет тебе наказание, князь Юрий – и за измену государю, которому крест недавно целовал, и за оговор тоже…

Боярин Михаил Юрьевич Захарьин нехорошо улыбнулся и, глядя прямо в глаза Юрию Дмитровскому, сказал:

– Хорошо, князь… Как видишь, мнение старших опекунов единодушно – наказать тебя порешили… А чтобы тебе не скучно было – сам же говорил, что по жизни первым другом тебе был Дмитрий-внук – я бы на твоем месте пошел бы в ту палату, где тот дни свои коротал до скончания своего века… Ну, как?..

– Прекрасная мысль… – хохотнул Глинский. – В гости другу… Будешь, князь Юрий с ним общаться, говорить, что не успели договорить… Царевич тебе во сны являться будет, просвещать, как государя насчет монашеской мантии… Не темница, не тьма, а благодать…

– Тьма-благодать за измену государеву! – заключил Василий Васильевич Шуйский-Немой, поддерживая хрупкое единство старших опекунов совета.

Действительно, Юрия Дмитровского поместили в той же самой палате, где томился в заключении и кончил жизнь Дмитрий-царевич. Недолго там томился и Юрий, заговариваясь и видя во снах своего юного друга-князя, прежде чем, соскучившимся, заморенным направиться к Дмитрию-внуку на небеса…

Давным-давно, уже после медового месяца с государем совершенно случайно ее глаза встретились с его глазами. Ни о чем тогда юная красавица, великая княгиня Елена не думала, ничего не замышляла и даже попросту не замечала, что на нее пристальными и влюбленными глазами смотрит светловолосый, сероглазый, высокий стройный князь Иван Овчина. Однако скоро, по прошествии многих и многих месяцев его пылких взглядов не замечать стало невозможно. Настал момент, когда как-то во дворце Елена ответила чарующей улыбкой на нежный взгляд статного, великолепного сложенного князя. Улыбка племянницы не осталась незамеченной ее дядей:

– Да он просто пожирает тебя взглядом… – прошептал ей в ухо Михаил Глинский. – Поверь мне, опытному ловеласу, так смело и страстно не глядят, если нет никаких надежд на взаимность… Вот он и дождался, наконец, твоей восхитительной улыбки… На что ему надеяться в ближайшем времени?..

Елена покрылась стыдливым румянцем и сбивчивым шепотом строго наказала дяде:

– Только не думай, дядюшка, делиться своими наблюдениями с государем… Так ведь – неровен – час и снова можно загреметь в темницу, не успевши надышаться воздухом свободы…

– Ладно, ладно… – миролюбиво прошамкал князь Михаил. – По гроб жизни буду тебе обязан своей свободой…. Улыбайтесь, воркуйте, голуби… Ваше дело молодое, веселое… Это нам, старикам, надо думать больше о грустном, нежели о веселом… О, молодость, она так быстротечна…

Выпущенный из темницы стараниями племянницы Елены, подговорившей самых знатных бояр даже заплатить огромный залог в казну за освобождение дяди, князь Михаил опытным глазом первым в Москве заметил возникшее чувство своей племянницы и князя Овчины. Видел Глинский, как тот из кожи лезет, чтобы своими военными подвигами быть на слуху государя Василия и его прелестницы великой княгини, быть почаще во дворе рядом с венценосной парой, купаясь в лучистом взоре своей тайной избранницы.

Тогда-то и состоялся у Михаила Глинского шутливо-откровенный разговор с племянницей по поводу их многолетних неудачных попыток с государем стать матерью и отцом младенца-престолонаследника. «Пройдем с государем паломниками по северным, монастыря, молясь о чадородии…» – сказала Елена. «А, может, надобно не только молиться и паломничать, но помочь святости чадородия другими, более испытанными способами по примеру слабых на отцовство латинских королей и курфирстов» – изволил шутить князь Глинский. «Вот, если снова вернемся ни с чем после паломничества и молитв святых отцов за нас с государем, тогда и вернемся к этому разговору» – сказала Елена и густо покраснела.