Александр Бубенников - Грозы царь – Иван Грозный

– Ну, так проверь меня, владыка! – умоляющим голосом попросил Иван. – По-своему проверь, начни с любого места, а я продолжу…

– И проверю, государь.

Надо ли говорить, что после нескольких «проверок» и их долгих бесед на философски-религиозные темы, с точным цитированием избранных мест из Библии и владыкой, и отроком, мудрый ученый-иерарх Макарий стал иметь особое влияние на отрока Ивана и все глубже развивать в нем любознательность и книжную начитанность, которыми так отличался впоследствии царь-государь.

Как-то пылкий отрок не выдержал и спросил владыку – скольких он знает святых отцов, знающих наизусть Библию. Макарий, немного поколебавшись, назвал несколько имен. Иван удивленно заметил, что среди них не было ни опальных прежних митрополитов Даниила, Иоасафа, ни других известных епископов и игуменов знаменитых русских монастырей.

На что Макарий, мигом посерьезнев, ответствовал так:

– Не чин память и мудрость человека определяют. Это государь, к слову. Я же рассказал о своей недоверчивости. Пока сам в чем окончательно не убеждаюсь, в комплиментах-панегириках не рассыпаюсь. Но вот наслышан давно о том, что философ-богослов Максим Грек Библию наизусть на трех языках знает…

– На нашем… На греческом языке – а еще на каком?.. – спросил любопытный отрок.

– Еще на латыни, государь…

– Ну, если он такой памятливый и мудрый, так чего же его не отпустить на волю из тверского Отрочь монастыря?.. – спросил Иван и многозначительно посмотрел на митрополита.

– Не все так просто, государь… Вон, в свое время владыка Иоасаф разрешил Максиму посещать литургию и причащаться – философ и этого был лишен по решению Собора. Только не секрет, что Иоасаф не упускал ни одного случая показать свое откровенное нерасположение к преподобному Иосифу Волоцкому и его ученикам-иосифлянам…

«…Значит, и к владыке Макарию тоже, ближайшему родственнику преподобного Иосифа имел нерасположение опальный митрополит Иоасаф, которого чуть не убили мятежные новгородцы на моих глазах…» – подумал Иван и сказал немного изменившимся голосом:

– Но как-то странно, писца Исаака Собаку митрополит освободил из заточения, а своему любимцу Максиму отказал… Ведь решение Собора, во главе которого стоял митрополит Даниил касалось их обоих… Говорят, что даже опального митрополита Даниила чуть кондрашка не хватила в Волоцком монастыре, когда он узнал, что его преемник Иоасаф простил осужденного Собором писца… В диаконы и в попы поставил и в архимандриты на Симоново благословил…

– Да, государь, каждому свое – одно Собаке, другое философу Святогорцу Максиму, – тяжко вздохнул Макарий. – Все святые отцы церкви знают, что написал владыка Иоасаф своему учителю, нестяжателю Максиму Греку: «Целуем узы твои, как единого от святых, но ничего не можем сделать в твое облегчение». Вот так-то, государь. Есть один узелок не распутанный в судьбе святительской Максима. Не дано было развязать его ни Иоасафу, боюсь, и мне не удастся… – Макарий выразительно поглядел в глаза Ивану и продолжил после многозначительной паузы. – Ведь Исаак-то Собака в отличие от Максима Святогорца прославился в нашей церкви не как выдающийся богослов-полемист, а как хваткий, поднаторевший в своем деле писарь. Потому, возможно, митрополиту Иоасафу легче было пойти против решения Собора и принять деятельное участие в судьбе писца Собаки. Но с Максимом Греком все гораздо сложнее и запутанней, потому и не решился митрополит игнорировать решение церковного Собора, на котором был обвинен философ-Святогорец, знающий наизусть Библию на трех языках.

– Может, нам с тобою, владыка, удастся освободить из заточения в Отроч монастыре философа Максима?.. – Поднял на митрополита глаза отрок. – Все же, как и мы, Библию наизусть знает…