Константин Стерликов - Кара Булганака. Роман

– Ну все! Я им сейчас покажу, что такое 510 отдельный зенитный дивизион! – вскакивает Кагин и устремляется вперед по склону, – Побегут как зайцы!

Политрук, спотыкаясь и соскальзывая на обломках камней, достигает выступа скалы, рядом со входом и прицельно всаживает в темную копошащуюся в оврагах массу, пулю за пулей, из пистолета…

– А! Свиньи баварские, получайте! – кричит разгоряченный комиссар, – Все здесь сдохнете!

– Комиссар, назад! – кричит Устрицкий, – Ты на линии прямого огня! Уходи оттуда!

Фашисты простреливают черноту прохода, пули рикошетят, взвизгивая по скалам, но скоро стихают, понеся потери. Все замирает в неопределенной паузе. Неясно будет ли какое-то продолжение. Лишь ветер заунывно влетает в беспредельную темноту подземелья…

– Все! – выдыхает Кагин, – Дрогнули! Непобедимая армия Европы! Смылись… Только хвост мелькает в скалах! Приходите еще, скоты убогие! Свинца на всех хватит!

– Что там? – кричит Устрицкий, – Их видно? Или они переместились?

– Аллес! Ни хрена больше никого… Трупаков подобрали видимо и на «хаузе» свои подались, раны зализывать… Еще один бой – наш!

– Хорошо! Спускайся уже, Николай Александрович! От греха…

– Полагаешь, скоро попрут снова? – политрук чинно и медленно ступает вниз, перескакивая по обломкам скал, – Или минометами рвать начнут?

– Не то, не другое, – гулко снизу отзывается Устрицкий, – вход маленький, смысла нет. Сегодня возьмут на прицел, а завтра завалят камнями, замуруют наглухо… Как они всегда делают с небольшими подземными дырами. Их логику просчитать достаточно просто!

Примитивные варвары… Все мысли прямолинейны, без узоров и отклонений! Полагаются на силу техники и численное превосходство. Это их и погубит.

– Значит, на сегодня представление закончилось? – покачивается охмелевший от боя и спиртного, комиссар, размахивая разряженным пистолетом, – Снимаем маски, опускаем занавес? И музыка сержанта Устрицкого стихает….

– Вроде того! – улыбается Устрицкий, – Иди уже, отдохни, поспи, товарищ комиссар, на сегодня свой долг ты точно выполнил! Фрицев разогнал…

У нас впереди еще сражений немеренно.

– Ладно, будь по-твоему, Боря! Я и вправду, утомился слегка. Может, усну… Черт! Трофеев нет, жалко… Все с собой гансы утащили, даже брошенного патрона нет. Мой парабеллум пуст…

– Ничего! В оружейной найдем! Пополним боезапас… Я тоже, почти все расстрелял. Сейчас Азаров подойдет, веселее будет.

– Ну, тогда, бывай, до встречи! Я потопал, сейчас провод запалю и вперед с горящим огоньком! Держись Боря, увидимся!

– Удачи, Николай Александрович! – вытирается пилоткой Устрицкий, – Я еще побдею в подземном храме…

В громадном черном пространстве мрака и камня движется маленькая мерцающая точка, то появляясь, то исчезая… Живой огонек, упрямо продирающийся через оскалившуюся пучину Тьмы. Как светлячок в смоляной ночи, он неровно мелькает в поисках верного пути. Среди холодного могильного безмолвия нависающих глыб катакомб, он кажется чем-то искрящимся нереальным и абсолютно неприемлимо враждебным, этому царству вечного Мрака. Непонимающее, светящееся смутное пятно дерзко и самозабвенно вторгшееся, будто обречено… Словно еще мгновения и он потухнет – настолько несопоставима зависшая беспредельная масса причудливо изломанного камня и порывисто колышущееся от подземного ветра пламя, как знамя, случайно попавшей сюда жизни. Сколько ему еще осталось?

Старшина Коба оборачивается…. Его гулкие шаги звучат эхом, будто какого-то забытого инструмента, тени от факела вырастают за спиной до невероятных извивающихся размеров, и кажется, уже не принадлежат телу, живут отдельно, залихвастски кривляются как стая чертей… Непроницаемая темнота, словно зверь расплылась, затаилась во всех проходах, и задумала что-то явно не доброе… Торжествуя в своем превосходстве.

Блуждая долго по коридорам каменоломен, создается стойкое впечатление, что ты топчешься на одном месте…

Все похожее, все повторяется многократно, неисчислимо… залитое погребальным мраком. Ничего не отличить, и ты сам словно сливаешься с этой унылой каменной массой.

И с тобой просто кто-то играет, довольно потирая руки в непроглядной тьме.

Появляется ощущение бессмыслицы любого действия, привычного поведения, всего, что раньше было значительным и привлекательным.

Все стирается в сумеречную Пустоту серого камня. Смерть гораздо глубже, чем ее представляют… Она с рождения живет во всех и движет к запретным неведомым далям, она странно преображает и бросает в непредсказуемую пропасть…