Галина Барышникова - Мост для императора

Иван закрыл глаза. Страшно, очень. Но нужно, нужно посмотреть им в лицо.

Оранжевое солнце. Так слепит, что невозможно. Автомат. Стреляет. В Ивана.

– Нет!

Грохот звенящих очередей.

– Нет!

Иван в страхе рванулся и… открыл глаза. Белый потолок, люстра. Уф, живой!

– Этот будильник поднял всех соседей на трех этажах. А он дрыхнет.

– Па?

– Привет. Пятый курс, а ведешь себя, как пятиклассник.

Ваня блаженно потянулся в кровати.

– Пааа…

– А кого ты еще хотел увидеть с утра? Живо вставай!

– Пап, я такой сон видел…

– Живо!

– Ты не поверишь, такая история…

– Вот как раз с историей у тебя и будут проблемы, ибо история – это постоянный труд…

– Знаю-знаю: «История не прощает небрежности». Всё знаю наизусть. Этот предмет я могу тебе сдать на «пять» хоть сейчас.

– Ты из-под одеяла вылезешь когда-нибудь сегодня?

Батя хлопнул дверью.

Иван наконец встал. Потянулся.

– Господи, как жить-то хорошо!

Он осмотрел свою комнату: вот его компьютерный стол, заваленный распечатанными листами. Диплом уже фактически готов. Вот она, его спасительница – курсовая по Великой Отечественной. Даже ночью снится, окаянная… Вот его любимый морской аквариум с живым рифом. Батя, ихтиолог, хоть и скрипит: «Я работу на дом не беру», а ведь все равно помогает; вчера, например, актинию прикупил. Оранжевая красавица, только бы прижилась.

Иван подошел к аквариуму, подсыпал корма рыбам. На стол запрыгнул кот Антоний, выговаривая жалостливым голосом, как тяжела его жизнь без общения с хозяином. Тоже Ванькина блажь: принес двух котят, белого с серыми пятнами и черного. Белого назвал Антонием, а черного – Клеопатрой. Батя поворчал, покряхтел, да и оставил в доме Антония. А Клеопатру отдали маме. Хотя мать с отцом развелись и жили в разных концах города, но сына старались растить сообща. Старшая сестра Алла уехала в Германию на учёбу, вышла замуж, да так они в Германии и остались.

Иван взял плакальщика на руки и унёс на кухню. Насыпал корма.

– На, ешь, морда. Всех продашь за бутерброд.

Детвора на улице уже носилась по детской площадке, разбрызгивая яркие шуршики кленовых листьев. Отец готовил завтрак. Иван встал рядом, распахнул окно, поёжился.

– Холодно уже.

– Где холодно? Смотри, все солнце в листья ушло. Чуйствуешь, как потеплело? – Ага, чуйствую. – Иван запахнул халат и надвинул капюшон на самые брови. – С чего бы это потеплело?

– Как с чего? Фотосинтез у растений прекратился, вот энергия солнца и высвободилась. Отсюда и тепло… Кстати, весной, в мае, резко холодает по этой же причине: всю энергию забирает трава и молодые листья. Вот тебе и «черемуховые холода».

– А-а-а, так вот откуда «бабье лето»?

– Ну да. Только оно бывает разным.

– Ой, батя. Какие бабы, такое и лето.

– Много ты знаешь.

Иван подмигнул отцу и закрыл окно. Прямо перед ним была стройная Останкинская башня. Ванька всегда говорил, что идеал женственности для него именно она – великая и неповторимая. Только вот девушку-то он полюбил почему-то совершенно другую: маленькую и сладкую, как булочка. То молчаливую и сдержанную, то неуемную и бесшабашную. Первокурсницу с журфака. Родители одобрили, хоть и по отдельности. Папа сказал: «Хорошо, что из приличной семьи», а мама: «Очень мила». Иван улыбнулся от теплой щекотки где-то под сердцем. Да, Майка действительно очень мила. Невольный вздох Ивана заставил отца обернуться.

Что, тоже осень любишь? То-то. Это ж не передать, какая красота. Яичницу будешь?

И вот опять университет. Скучная лекция, скучная погода. Ваня прикрыл ладонью телефон и набрал СМС: «И где же радость дней моих?». Вчера еще весь вечер гуляли: она – первокурсница с журфака, он – пятикурсник с истфака, Она читала ему Бродского, он рассказывал ей о том, как немцы дошли до станции Луговой, ныне Часцовской, и это недалеко от его дачи, куда они скоро поедут за грибами…

Был обычный день, который перешел в их обычный вечер. Задачу они перед собой поставили простую – пройти по всем мостам города. Они прошли по всем мосткам Яузы, по двум мостам через Москва – реку, пешком дошли до Кремля. Так, неспешно гуляя, они за месяц протопали всю старую Москву, постигая ее ногами и умом, измеряя возвышенными строками стихов. Майка была хорошо знакома с архитектурой города, и Ваня узнал много нового. Но куда же она сегодня делась? На третью смс не отвечает. Странно. Иван вдруг понял, как привязался к этой маленькой девчонке. А прошло-то всего ничего: в сентябре на посвящении в студенты они вместе на капустнике такое навыдумывали: она была альфой, он – омегой. Она – на старте, он – на финише. Она – сочная муза, он – сухая история. Она – кнопка, он – под два метра. Она – как фарфоровая японская статуэтка, с огромными глазами цвета буйного моря и открытой солнечной улыбкой. Он – русский богатырь с копной кудрявых волос и недоверчивым прищуром глубоко посаженных серых глаз. Короче, ничего общего. Но вместе с тем они отлично дополняли друг друга.