Юрий Лубченков - Виват, Новороссия!

В духе эпохи власть прибегает к все более оголтело-утонченной социальной демагогии. Екатерина щедро разбрасывает сентенции типа: «Лучшая слава и украшение Монарха – есть его правосудие», «Лучше, чтоб ободрял Государь, а наказывали законы», «Благо человечества, и в особенности Моих подданных, есть закон для Моих мыслей и для Моего сердца». Индивидуумов, всерьез воспринимающих все эти прекраснодушные идеи и пытающихся претворять их на практике, власти предержащие наказывают быстро и беспощадно, поскольку их реализация подорвала бы их реальное могущество.

Апелляция к общественному мнению – требование момента, поскольку понемногу вызревает потребность хотя бы в малой степени учитывать умонастроение масс.

С этого времени все больше и больше начинается декларирование роли образования в деле исправления нравов и усовершенствования общества, места интеллигенции в этом.

Однако деятельность интеллигенции – умственная деятельность.

Можно приучить или заставить людей единообразно и одинаково выполнять какую-либо несложную трудовую операцию, но нельзя таким же образом приучить людей думать. Ни одинаково, ни уж тем более единообразно. Когда собираются два-три человека, даже если они единомышленники, стоит их покопать поглубже, и на поверку получится два-три мнения. Поэтому это – самые опасные для правителей люди. Они думают, а следовательно – анализируют и начинают критиковать, ибо власть не может обходиться без ошибок – так как любые совершенные проекты она проводит в жизнь при помощи несовершенных индивидов, среди которых есть и глупцы, и сребролюбцы, властолюбцы и совершенно аморфные, которым все равно, что за приказы выполнять. Не говоря о противниках этих проектов – тайных и явных.

И поэтому единственный выход для властей предержащих – создавать такие условия, при которых люди умственного труда не смогут спокойно предаваться этому своему занятию, ибо оно предусматривает отсутствие забот о куске хлеба и некую гарантию личной безопасности, иными словами, стабильность положения. Но, в то же время, кусок этот не должен быть и слишком жирным, иначе все аналитические способности человека направятся лишь на то, как бы удержать его, и тогда он становится самым ревностным защитником власти; а на другом полюсе – большая масса, думающая лишь о хлебе насущном, абстрагируясь в силу обстоятельств – хотя и никогда полностью – от забот о судьбах мира и собственного народа.

Словом, старые как мир постулаты: «разделяй и властвуй», «кнутом и пряником». Екатерина хорошо постигла их значимость и умело применяла их на практике.

При ней эпоха просвещенного абсолютизма только-только вступала в России в свои права. Поэтому случались с точки зрения последующих времен пустяковые, но тем не менее досадные накладки. Так, в «Санкт-Петербургских ведомостях» за 1798 год рядом с предложением купить голштинского жеребца, напечатано объявление о продаже нескольких экземпляров «Наказа комиссии о составлении проекта нового уложения», сохранившихся в академической типографии, а еще ниже: «Пожилых лет девка, умеющая шить, мыть, гладить и кушанье готовить, продается за излишеством (следует адрес)… там же есть продажные, легкие, подержанные дрожки». Или: «Продается за сходную цену семья людей: муж искусный портной, жена повариха; при них дочь 15 лет, хорошая швея, и двое детей, 8 и 3 лет».

Соответственно, и нравы еще были неустоявшиеся. Зачастую о нравственности, чести, достоинстве где-то и слыхали, но объяснить, что это за субстанция такая, затруднились бы. Во время кампании 1790 года князь Григорий Волконский, зять князя Репнина, генерал-поручик и кавалер ордена Александра Невского, рассердивший чем-то Потемкина, получил от него несколько пощечин. Русский офицер, посланный через некоторое время после этого случая в Вену, рассказал об этом случае принцу де Линь, по предшествующим годам знавшего обоих действующих лиц. Принц был возмущен.

– Но, – заметил офицер, – Волконский жестоко отомстил ему за оскорбление.

– Как же именно?

– Целую неделю не показывался у князя.

Этот довольно характерный для нравов эпохи случай произошел на очередной русско-турецкой войне. Еще в 1779 году Румянцев называл положение, сложившееся между Россией и Портой, кризисом во взаимоотношениях. И вот вскоре после поездки Екатерины в Крым, с потерей которого турки не считали возможным примириться, разразилась война. В целом внешнеполитическая ситуация не благоприятствовала вступающей в войну России.