Тамара Ла - Пятнадцатое воплощение. Исторический роман

Слушая быстро удаляющийся топот копыт, мардиец прищурился, оглядел поросший лесом отрог холма справа возле дороги, оглянулся на двух вооруженных охранников позади себя, ехавших, покачиваясь на конях и прикрывших глаза от дремоты. Посмотрел на пустынную до дальнего поворота дорогу позади. Глянул вверх: в жарком небе высоко парили две большие птицы – грифы. Обесцвеченные временем, но зоркие, пронзительно-светлые глаза начальника охраны зорко обвели весь этот словно тающий в солнечном мареве пейзаж, и вновь он прикрыл жестким плащом лицо – будто скрыл, пряча, клинок в ножны.

Ехавший рядом евнух в широком, розово-желтом вавилонском одеянии всё смотрел на одинокого всадника впереди: он уносился в голубую дымку дали, как опавший розовый лепесток шиповника уносят волны реки. Балишан так засмотрелся вдаль, что звуки неторопливо движущегося каравана – звяканье уздечек и бубенцов на лошадях и мулах, удары копыт, редкие возгласы людей и служанок, – на время перестали существовать для него.

Потом он удобнее уселся на широком крупе своего светло-рыжего высокого жеребца и, повернув его назад, в середине каравана подъехал к повозке Таллат, влекомой двумя мулами. Заботливо спросил:

– Госпожа, не нужно ли тебе что-нибудь?

От солнца, пыли и чужих взоров со всех сторон тщательно укрытая плотными занавесями, Таллат не ответила. Балишан поехал рядом с повозкой и расслабился, прикрыл глаза, чтобы в приятных мечтах-размышлениях подремать, покачиваясь на неторопливо ступающем коне.

Через вавилонскую седмицу дней прибыв в Город Городов, Таллат сидела напротив жреца Набушара – он один из ее духовных отцов-наставников и присутствовал на ритуале принятия ею жреческого сана. На стене храмового покоя в красных и синих тонах чередовались фигуры крылатых богов и героев, борющихся с чудовищными зверями и побеждающих их.

Узкобородое, морщинистое, с полуопущенными веками лицо старого жреца в золотистом свете светильника отсвечивало медью, точно бездвижная маска. Он не поднимал глаз от кольца, лежавшего перед ним на круглом низком столике. Тяжелую золотую оправу кольца венчал большой розово-лиловый кристалл – внутри него солнечным цветом сияла шестилучевая звезда.

На лице жреца двигались одни губы; медленно, с паузами он произносил слова, давая Таллат последние наставления перед поездкой в Лидию.

– Во второй день месяца Ташрит ты должна в Эфесе передать Кольцо человеку, на тыльной стороне ладони которого будет выжжен знак Огня.

Пальцы жреца начертили в воздухе знак, а затем коснулись тяжелого кольца и остались лежать возле него, словно впивая исходящую от из него могучую силу. Продолжил говорить:

– В день Сатурна через пророчество Посланца Бога мы испросили совета Богов, и они указали, что ты – юная высоко-посвященная жрица – достойна выполнить их волю и передать Знак дальше по пути его предназначения.

Взор жреца, выражающий удовольствие и гордость, не отрывался от кольца. Как размеренные капли, ронялись слова в бездонную и священную храмовую тишину

– Никто, кроме нас, посвященных, не знает великого значения этого Кольца. Даже если ты умрешь в дороге, или кольцо станет добычей грабителей, все равно Знающие и Посланные вновь найдут и обретут Его. Знак Великого Действия доставлен сюда через высокие горы и огромные просторы, и сейчас громадные расстояния пространства и времени все еще лежат между Кольцом и теми местами, где ему суждено побывать и пребывать, пока Талисман вновь не вернется туда, откуда начался его путь. Сила и стремление этого Талисмана неудержимы, как река, низвергающаяся с гор. Его воздействие необратимо – как падающий с края скалы водопад он сорвет лавину предстоящих миру событий.

Длинные бледные губы жреца изогнулись в улыбку удовлетворения. Помолчав, по-прежнему не отводя взгляда от драгоценности, сказал с волнением:

– Смотри же на него, дочь моя, ибо лишь немногие видели и увидят въяве Великий Знак!

Он поднял кольцо, почти с видимым усилием оторвав его от столешницы. В полумраке запереливался кристалл, из всех своих глубин изливая лилово-розовые и золотые потоки света.

Кристалл словно вбирал вглубь себя все взгляды, все слова, и одна из его граней уже ясно отразила предстоящую в Эфесе сцену…

Пестрая шумная толпа заполняла набережную Эфеса перед широким, сияюще-голубым разливом моря. Посреди давки и многоязычного гомона толпы рабы, мерной поступью шагая, несли несколько носилок с знатными женщинами. Супруга сатрапа Мифрена, ее четыре дочери и две гостившие у нее знатные девушки приехали из Сард в Эфес, чтобы посетить Храм Великой Богини Артемис, которую персы отождествляли со своей Анахитой.