Валерий Борисов - Децимация

Голова Генерального секретариата, – так называлось правительство Украины, – Винниченко только что отпустил членов кабинета с совещания, где решался вопрос о проведении всеукраинского съезда и размещения прибывающих делегатов, и попросил секретаря никого к себе не пускать. Он хотел набросать тезисы своего будущего выступления на съезде и продумать складывающуюся обстановку на Украине. Писатель и драматург, прирожденный политик, вступивший в ряды украинских социал-демократов более десятка лет назад, снискавший популярность в творческих кругах, Винниченко в последнее время мучительно раздумывал: правильно ли его кабинет ориентируется в новой обстановке, сложившейся после октябрьского переворота? В России происходили невиданные изменения, Центральная рада явно отставала в революционных преобразованиях. Но как разрешить весь узел противоречий? Винниченко когда-то изучал Маркса и помнил, что на смену старому строю придет новый только тогда, когда последний полностью исчерпает себя. В России капитализм не развился полностью, об этом говорят большевики во главе с Лениным. Зачем же тогда идти на социалистическую революцию? Нельзя перепрыгнуть целый исторический этап, отбросить целую общественно-экономическую формацию! В этом большевики отошли от Маркса, хотя безумно ему поклоняются. А Украина? Разве она развивается отдельно от России? Нет. Вырвав Украину из состава российской империи, мы поставим себя в положение колонии. Винниченко понимал, что с ними не будут считаться ни Европа, ни Россия. Пока большевики проглотили провозглашение Украины в составе девяти губерний. И молчат, им не до этого. Временное правительство не допустило бы такой территориальности Украины. Уже давно отменила бы их решение. Пока большевики не возражают, надо укреплять свою территориальность всеми силами. Винниченко погладил свою небольшую, типичную для российского интеллигента, бородку. А все-таки правильно ли я размышляю? Чего надо украинскому народу? Свободы! Да, свободы! Сколько уже нас можно принижать, отбрасывать украинскую культуру и язык? А где этот народ? Малороссия и Новороссия давно русифицированы. На украинцев этих районов надежды мало, они не пойдут на разрыв с Россией. Галиция также не чисто украинский район – там украинцы ополячены. Но именно Галиция – этот украинский Пьемонт – должен начать возрождение Украины. Галицийцы больше ненавидят Россию, чем Польшу и Австро-Венгрию – они-то и принесут свободу всей Украине. Их поддержат крестьяне, сохранившие, в отличие от русифицированных горожан, национальную культуру и традиции. Но крестьянам надо что-то дать… ясно – землю! Весь год они громят имения помещиков, мы не успеваем читать об этом телеграммы. Надо быстрее подготовить закон о социализации земли. Месяц назад мы попросили их не делить пока землю, но они делят и опираются на большевистский декрет о земле. Почему мы так нерешительны? Не можем сломить сопротивление помещиков? Что мешает? Следует немедленно отдать распоряжение о подготовке аграрного закона! Иначе без него мы погибнем. А что дальше?

Винниченко устало потер ладонью лоб. Вопросов было больше, чем ответов. Единственно, что его удовлетворяло – лично он готов все вопросы разрешить быстро, искренне и честно в интересах именно бедняков. Только народ этого все равно не поймет. Ему всегда всего мало. Обидно. Но что же дальше? Это вопрос теребил его душу, полностью занимал мозг. Что же дальше?..

Тихо вошел секретарь. Винниченко недовольно поднял голову: «Я ж просил не отвлекать!» – хотел сказать он, но секретарь опередил его.

– Пан голова. К вам настойчиво просится на прием Шульгин.

Винниченко молчал. Ему не хотелось принимать своего идейного и политического противника, издателя пророссийской газеты «Киевлянин», которую когда-то издавал по рубрикой «Юго-Западный край – русский, русский, русский!». Шульгин – известная политическая фигура, депутат трех Государственных дум, ярый монархист. Но надо его принять. По-пустому делу он бы не пришел. Винниченко ответил секретарю:

– Попросите Шульгина.

Вошел Шульгин. Винниченко вышел из-за стола, они пожали друг другу руки, и Винниченко жестом пригласил Шульгина сесть. Они внимательно осмотрели друг друга. Шульгин был на три года старше Винниченко, но ему не исполнилось еще сорока лет, а Винниченко – тридцать шесть. Революцию делали молодые люди. Шульгин отметил про себя усталость на лице главы правительства, растрепанную бородку, чего раньше тот не допускал. Винниченко также отметил для себя усталый вид Шульгина, но его усы, как в старые времена, были лихо закручены стрелками вверх.