О, французы! Вы, правящие французами, разобщенными между собой в ещё большей степени, чем были разобщены американцы, вы, члены бурного народного собрания, призванные покорить сердца, ожесточившиеся в результате чудовищных зверств тех, кому вы пришли на смену, не будучи их сообщниками, – я не сомневаюсь, что вы столь же остро, как и я, ощутили неоценимое значение события, дарованного вам фортуной. Помилуйте своих пленных! Какова бы ни была судьба, вами им уготованная, жаловаться они не вправе, вы победили их в бою. Но узнайте же теперь, если не знали прежде, что нет француза меж этих разбитых вами эмигрантов, который устыдится того, что был побежден соотечественниками, нет ни единого, кто, как и вы, не видит заклятых врагов в тех англичанах, у которых сам был на службе. Узнайте, что только необходимость выжить, не умереть с голоду вынудили их уступить, подчиняясь наглым островитянам. Главное, узнайте, что министр Питт бесповоротно обречен, если только вы проникнетесь этой мыслью, – ему не простят промахов, ошибок, отсутствия успехов. Вашей гуманностью, встреченной единодушными кликами одобрения, вы принесете больше вреда ему, больше пользы, больше славы себе, укрепив свою власть и всеобщее к ней доверие. Да, вы сделаете больше одним этим великодушным актом, чем всеми, почти немыслимыми подвигами, которыми наши армии поразили Европу. Только вы, вы дни станете творцами мира, предпишете мир, продиктуете его даже англичанам, которые по преимуществу относятся с ненавистью к акциям собственного правительства, предпринятым, чтобы внести смуту в ваши ряды, избравшие свободную форму правления. И, граждане (я уже позволил себе ранее писать вам об этом), если англичане (которых останавливает лишь суетное тщеславие), заключив почетные мир, признают вас народом свободным и суверенным – только взвесьте это слово, о граждане! – тогда вы, депутаты, ты, – Конвент! – все вы покроете себя неувядаемой славой. Ибо Европа без колебаний последует великому примеру, и вы приобретете, вы завоюете тогда прекрасное право спокойно обсудить, действительно ли единовластие – правление самое сильное, самое прямое и самое скорое из всех в выполнении планов, зрело продуманных законодательными собраниями, – подходит великой стране больше, чем всякое иное распределение власти, столь чреватое грозами. Вы сможете преобразовать форму правления в соответствии с волей всей нации, которая прославит себя тем, что у неё на глазах вы приступите к мирным дебатам, одержав великую победу, проявив великодушие и избавив всех от страха, как бы не вернулись снова времена террора, которым можно держать в повиновении рабов, но на который не может опираться разумное правление…»
И подписывается гордо и с вызовом:
«Пьер Огюстен Карон Бомарше,
уполномоченный, включенный в проскрипционные списки,
бездомный, преследуемый, но ни в коей мере
не предатель и не эмигрант».
Он остается мечтателем. Он мыслит гуманно, возвышенно и широко. Но к кому, к кому обращается он? К мелким жуликам, заговорщикам и предателям, убийцам исподтишка. Он советует быть милосердными террористам, которые только в терроре, направленном как направо, так и налево, возможность сохранить свою шаткую, по существу своему преступную власть. Он предлагает им поразмыслить над учреждением конституционной монархии на месте ожесточенной и грязной партийной вражды, тогда как каждый из них мечтает о собственной диктатуре. Его послание они не станут читать, а если и прочитают, то лишь посмеются над ним. К тому же он опоздал.
Большинство пленных уже расстреляли.
Кажется, его уму уже некуда и не на что обратиться, но его ум наделен такой энергией творчества, что не может остановиться, если не хочет разрушиться. Полуголодный, обношенный, сидя в холодной и тесной каморке он продолжает составлять грандиозные планы, которые другими поколениями воплотятся в жизнь лет через сто. Он составляет проект канала, который надлежит прорыть через Суэцкий перешеек, чтобы значительно сократить путь из Европы в Азию и обратно, ведь он коммерсант и лучше многих других понимает грандиозные выгоды этого предприятия. Он размышляет над тем, сколько выгод и преимуществ принесет миру судоходная дорога из Атлантики в Тихий океан по реке Сан-Хуан, озеро Никарагуа, которую следует дополнить всего лишь коротким каналом километров в десять длиной. Он убежден, что нация, которая овладеет судоходным путем между двумя океанами, неизбежно станет владычицей мировой торговли. Этой владычицей он видит Францию, Францию, только её.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу