Олег Попенков - Битва за Ориент

Постояв в ожидании, пока зрение придёт в норму, Дорошин затем выглянул на улицу. На небольшом расстоянии от дома стоял бронетранспортёр, а чуть в стороне, у торца жилища, открытый джип, в котором сидело четверо военных с оружием и в камуфляже.

«Ну что ж, армия своё дело знает!» – с удовлетворением подумал о военных Дорошин и снова вернулся в кровать.

«Теперь торопиться некуда, – мысленно уговаривал он себя, – надо поспать!» Но заснуть не получалось. Он курил сигарету за сигаретой, раз за разом прокручивая в голове события последних дней, стараясь не думать лишь о вчерашней погоне. И… не мог.

«Какова судьба Борислава и девчонок? Погибли?… Остались в живых?… Тогда почему молчат?…» – Дорошин несколько раз пытался связаться с Бориславом по рации: расстояние позволяло. Затем по телефону, раз за разом набирая номер серба. Но ответа так и не дождался.

«А может, позвонить в Москву? Ведь в Гадамесе связь никто не глушит. Нет, – решил подполковник, – пока ещё рано. Позвоню перед самым вылетом, если, конечно, лайнер прилетит».

Он встал, оделся и вышел из комнаты.

– Отец благодарит вас и передаёт привет! – сказала Аиша Дорошину, когда он зашёл к ней по её просьбе. – Я только что говорила с ним по линии спецсвязи. Он сообщил мне, что лайнер прибудет послезавтра.

Дочь полковника лежала в кровати и выглядела неважно. Но её глаза светились радостью. В комнате вместе с нею находилось ещё несколько женщин, из которых Павел знал только двоих: Сальму, улыбнувшуюся ему, когда он вошёл, и жену полковника Каддафи, Сафию Фаркаш.

У кровати Аиши в чистом белом халате суетилась медицинская сестра, готовя капельницу. Как оказалось, девушку звали Галиной. Она была украинкой и работала в местном военном госпитале.

– Вы спасли нас с дочкой и нашими детьми, вырвали из лап иностранных бандитов, благодарю вас, господин подполковник! – обратилась к Дорошину супруга Каддафи. Глаза женщины с восхищением глядели на русского офицера.

– Это сделал не только я один. Со мной были те, кто остался в Тунисе, и Сальма, которая спасла меня самого. – Павел кивнул в сторону скромно молчавшей девушки. Та густо покраснела после его слов и опустила глаза. – Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Павел, обратившись к Аише.

– Спасибо, сейчас уже лучше. У вас тоже усталый вид, – в свою очередь, проявила внимание к нему дочка полковника.

– Мне просто плохо спалось, – признался Дорошин.

– Я понимаю ваше состояние, ведь скоро вас ждёт встреча с родными людьми?

– Я думал не о Родине, а о тех, кто остался сражаться с британским спецназом на той безлюдной дороге. Скажите, кто-нибудь из них вышел с вами на связь?

Аиша лишь покачала головой. Её глаза погрустнели.

– Я хочу представить вам нашу родственницу, Сухейлу! – разрядила обстановку Сафия Фаркаш.

– Ахлян уа Сахлян! [49]– протянула руку Дорошину пожилая женщина с очень яркими живыми глазами.

– Мукаддам Бавел! [50]– представился ей мужчина, меняя своё имя на арабский манер [51].

– Я – знахарка, – призналась Сухейла, – и лечу людей народными средствами: настоями из трав и кореньев. Вы – крепкий мужчина, я людей вижу! Поэтому хочу предложить вам посетить хамам [52]и хорошенько выспаться. Думаю, что это нисколько не повредит русскому офицеру.

– Я мечтаю о бане уже долгое время! – признался Дорошин.

– Ну, вот и договорились! – засмеялась женщина. – Мой сын, Омар, всё вам покажет и «зарядит» кальян в комнате отдыха. Я же приготовлю отвар из очень хороших трав для чая, который поддержит ваши силы…

Дорошин возлегал на подушках в комнате отдыха, одетый в свободную чистую арабскую рубаху-галабию, и курил кальян. Он совершил несколько заходов в хамам и теперь блаженствовал.

Ему грезился средиземноморский курорт, куда они с женой Светланой летали последний раз уже в новом тысячелетии. Он силился вспомнить, в каком году это было, и не мог, всерьёз начиная подозревать сына знахарки Омара в том, что парень, похоже, подмешал в его кальян какую-то «дурь», чтобы организовать «настоящий отдых» своему гостю. Павлу совсем не хотелось сейчас напрягаться. Мысли текли плавно и легко.

Вдруг среди блаженного забытья раздалась заунывная арабская мелодия, и Павел некоторое время слушал её, силясь понять, откуда она взялась, пока наконец сознание не вернуло его к действительности – это же телефон!

Дорошин вспомнил, что уже здесь, на ливийской территории, включил звук на «трубе» на полную мощность и собирался звонить в Москву, приурочивая разговор с сыном к прибытию лайнера. А ещё, что планировал, если доберётся когда-нибудь до России, поменять эту «нудятину» на марш «Прощание славянки» или какую-нибудь русскую мелодию.