Мухтар Ауэзов - Путь Абая. Том 2

Но никто не спешил ему на помощь.

Через некоторое время загремели выстрелы — это стражники, не трогаясь с места, палили для острастки в воздух. Стая хищников во главе с Саменом разбежалась в разные стороны.

Окруженный коварными врагами, способными на любое злодеяние, Абай ожидал от них всякой мерзости и полагался только на свою судьбу. До сегодняшнего дня она его еще миловала. А вот сегодня случилось нечто более страшное, нежели сама смерть! Удары, нанесенные поэту по голове, кровавые раны, иссеченное нагайками лицо — эти следы волчьих зубов были оскорбительны не только для честного сына казахского народа, родившегося раньше своего времени, но для совести и чести всех казахов.

Когда Абай пришел в сознание и понял, что случилось, он с ужасом прошептал:

— Зачем я остался жив! Лучше бы мне умереть!

Он много раз повторял эти слова, горькие, как отрава. Они лучше всего выражали единственное желание, которое он сейчас испытывал.

Абай вернулся в свой аул на Шакпаке. Бледная, словно полотно, с глазами, полными слез, Айгерим встретила Абая, помогла ему сойти с лошади, открыла дверь и проводила в юрту. И днем и ночью, втихомолку от мужа, она проливала слезы. За два дня на ее лице появились черточки морщинок, неожиданно свалившееся горе словно состарило ее. Абай, казалось, находился на рубеже между жизнью и смертью, он неподвижно и молча лежал на подушках. Сразу же по приезде его стали навещать соседи, знакомые и кровные родственники. Никто из них не смел смотреть ему в лицо. Все считали себя виновными перед великой душой поэта, над которой так гнусно надругались враги. Люди словно на собственном теле ощущали побои, нанесенные Абаю. Все, кто любил и уважал поэта, мучительно переживали позор, выпавший на его долю. Для каждого это было так же оскорбительно, как если бы кто избил его ни в чем не повинную родную мать.

Страшное событие этих дней тяжело переживал Дармен. Войдя в свою отау, он невнятно пробормотал несколько слов Макен, сидевшей возле высокой кровати за шитьем, и тут же, упав лицом в белые вышитые подушки, зарыдал, задыхаясь от слез.

Макен вскрикнула в ужасе, она то трясла Дармена, прильнувши к нему и утешая его, то сама безудержно рыдала. Перебивая друг друга, они горестно восклицали:

— Бесценный ага, милый!

— Дорогой наш ага!

— Ох стану жертвой за тебя, родной!

— Лучше бы это стряслось со мною!..

Придя в себя и горестно размышляя о страшном событии в Кошбике, Дармен правильно разгадал тайну позорной кары, которой подвергли Абая.

— Ты потерпел за свои свидетельские показания на Аркатском съезде! За совесть, за доброе имя человека! За то, что был лучшим из лучших, явил справедливость, — за это ты пострадал от злодеев! Опора, слава ты наша! Драгоценный наставник, брат мой родной!

Так наедине с Макен Дармен открывал ей свои мысли, возникшие в глубине его души.

В эти дни в Шакпак перекочевал аул Такежана, видимо с целью выразить «свое сочувствие» горю Абая. Магаш, Какитай и Баймагамбет, проезжая мимо этого аула, заметили запрятанного в зарослях тальника оседланного коня. Почуяв недоброе, они подкрались к нему и сразу узнали крутобедрую лошадь, которая некогда принадлежала Акылбаю, а у нее под животом прятался знаменитый уразбаевский приспешник, конокрад Кийкым, — его также сразу можно было узнать по носу, который своей формой напоминал серп. Этот прохвост торчал здесь недаром.

— Эй, стой! — крикнул Какитай.

Кийкым мигом вскочил на своего крутобедрого коня и во весь опор поскакал в сторону аула Уразбая. Магаш, Какитай и Баймагамбет кинулись вдогонку, но беглец не дал им догнать себя и легко ушел от погони. Магаш и Какитай были возмущены до глубины души. Кийкым спасся на знаменитом гнедом скакуне с меткой на лбу. Некогда этого коня Акылбай подарил Азимбаю, а в прошлом году на жайляу уразбаевский аул выпросил его у Азимбая в подарок. Ходили слухи, что с тех пор, как гнедой конь попал к есболатам, он уже три раза приходил первый на байге.

И вот теперь на знаменитом гнедом скакуне, принадлежавшем Уразбаю, приехал отъявленный конокрад Кийкым и прятался около аула Такежана. Молодые жигиты сразу догадались, зачем он это делает. Несомненно, Уразбай подослал к Такежану и Азимбаю своего лазутчика, разведать, что собираются предпринимать сторонники Абая.

Какитай и Магаш поспешили вернуться в аул. Задыхаясь от негодования, они вошли в юрту Абая.

Лежавший в одиночестве поэт, увидев их взволнованные лица, приподнялся на локте.