Мухтар Ауэзов - Путь Абая. Том 2

Абай мысленно оглянулся в прошлое, вспоминая свой долгий жизненный путь. Своим современникам и потомкам хотел он открыть правду, познанную горячим сердцем. Он понимал, что встанет сейчас не перед Уразбаем, который будет сверлить его своим единственным глазом, и не перед торгующими своей совестью и достоинством продажными биями, на шеях которых висят двести пятьдесят царских медалей, и даже не перед чиновниками, которые запишут каждое его слово на бумагу. Нет — он встанет лицом к лицу со своим временем, как сын его и в то же время как отец, желающий пересмотреть всю свою жизнь с детских лет, чтобы найти истину, и будет говорить, повинуясь только голосу своей совести. Сердцем поэта он почувствовал, что нужные слова придут сами собой. Когда уездный начальник назвал его имя, он поднялся, снял с головы треух и, держа его за спиной, слегка побледнев от волнения, начал свою речь:

— Братья мои! Вы меня вызвали свидетелем на съезд, где, словно угли в костре, собрались в одну кучу люди из разных мест. Я приехал, чтобы дать свое свидетельское показание должностным людям. Их тут собралось много, но не должность украшает человека, а человек украшает ее. Пусть правда восторжествует здесь при разборе дела. Как бы горька она ни была; но только правда может исцелить раны народа. А я, если хватит моего разумения, постараюсь открыть вам истину, какую чувствую всей душой. Даст ли это облегчение — не знаю. Ведь есть еще среди нас люди с нечестными сердцами, думающие только о вражде и насилии. Казахи говорят, что трудно выкопать иглой колодец. А я скажу: изгнать зло из человеческого сердца — еще труднее. Вот что я хотел напомнить прежде чем приступить к своим показаниям.

Так Абай сделал человеческую совесть границей, разделяющей мир надвое.

Неподвижно сидевшие бии хмуро молчали, но из толпы простых людей раздался гул одобрения.

— Сказал умные слова!

— Поднялся ввысь и дал людям понять, что он — Абай.

Закончив вступление, Абай перешел к рассказу о том, что так страстно хотели услышать люди, собравшиеся в Аркате. Уразбай и все его присные из Тобыкты как вздохнули, так и не могли выдохнуть до конца речи.

— Зачем спрашивать меня, напал ли весной Тобыкты на Кокен? Никто из присутствующих здесь не станет этого отрицать. Лучше разберемся — почему напал? Каким образом кокенцы довели вражду до кровавого побоища?

Абай оглядел присутствующих и начал говорить не только о весенних событиях, но и о далеком прошлом.

— Я — сын Тобыкты, но я буду говорить о вине тобыктинцев, об их произволе и насилии, об испорченности их нравов. Я не обвиняю простых людей Тобыкты, напротив — я хочу оправдать ни в чем не повинное большинство. Мои слова относятся к нечестному меньшинству рода, которое посылает мирных людей на разбой, заставляет чинить обиды и несправедливости. Я хочу оправдать мой род перед родом Кокена, хочу отделить честное большинство от злого, коварного, нечестного меньшинства. Кого же из тобыктинцев я имею право назвать насильниками, разбойниками, смутьянами и клеветниками? Наш народ говорит: «Если требует правда, не утаи и грехов отца своего». Так вот первым виновником раздора между Тобыкты и Кокеном я считаю своего отца Кунанбая! — сказал Абай, и ему показалось, что с этими словами он сбросил тяжелый груз, угнетавший его душу все эти дни, ему даже стало легче дышать.

Но, услышав его слова, главари тобыктинцев вздрогнули от ужаса, в мертвой тишине раздались их негодующие возгласы:

— Астагпыралда! {96} 96 Стр. 540. Астагпыралда! — Боже упаси!

— С ума сошел!

— Изменник!

Но Абай даже не оглянулся на своих сородичей и стал рассказывать о том, как в течение полувека Тобыкты во главе с Кунанбаем незаконно забирали земли у мирных уаков.

Урочища Жымба, Аркалык, Кушикбай, захваченные его отцом, Абай назвал «бесспорными землями уаков». Акжал, Торе-кудык, Кара-кудык, Обалы, Когалы, из-за которых началось побоище, всегда принадлежали кокенцам; Абай даже назвал, какие аулы владели ими и какие семьи там жили.

— Когда истинные хозяева захотели взять обратно свои незаконно отобранные земли, на них напали захватчики, избили, покалечили и их же обвинили в преступлении.

Абай говорил гневно, убедительно, словно вколачивая каждое слово в головы судей. Многие тобыктинцы не смели поднять на него глаза, а если кто и встречался с ним взглядом — спешил отвести его в сторону.

Рассказав все, что могло понадобиться биям и русским чиновникам из прошлого Тобыкты и Кокена, Абай перешел к весенним событиям, к уразбаевскому набегу.