Мухтар Ауэзов - Путь Абая. Том 2

Должно быть, они переправились на тот берег. Паром не работает, и перевез их, видно, кто-то из слободских лодочников. Вот Даир и решил всю ночь поджидать на берегу возвращения этого негодяя. Возможно, Сейсеке, знающий всех городских лодочников, догадается, кто именно помог Дармену и Макен.

Услышав весть, присланную Даиром, Уразбай пришел в исступление и заплясал, словно шаман, одержимый бесами. Из уст его градом сыпались проклятия на голову Абая.

А Есентай оставался невозмутимым, в заплывших маленьких глазках его, казалось, не было никакой мысли. Ровесник Уразбая, он считался воротилой большого рода Сармурзы и был известен, как злостный смутьян. Во всех делах, тяжбах и раздорах, затеваемых Уразбаем, он всегда был с ним рядом, что называется стремя в стремя. Ходили даже слухи, что в годы своей молодости они вместе удачно промышляли конокрадством.

В отличие от крикливого говоруна Уразбая. Есентай был скуповат на слова. В споре Уразбай сразу же выкладывал все, что у него было на душе, гневался, метал молнии, грубо бранился, задыхался от наплыва слов, изобличая своих противников; а Есентай обычно молча слушал и невозмутимо ждал, когда Уразбай выльет всю свою желчь, и только тогда начинал говорить спокойно, веско, неторопливо. Была у него хитрая повадка: в любом споре он норовил выступить последним, предварительно столкнув людей в словесной схватке. На тех же сборах, где дело должно было кончиться полюбовно и не сулило ссор и раздоров, Есентай обычно не выступал. Казалось, он испытывал особое наслаждение, когда ему доводилось иметь дело с наивными задиристыми простаками. Прикрыв свои заплывшие жиром глаза и сохраняя на лице величие, он начинал издеваться над несчастной жертвой, попавшей ему в руки.

А внешне Есентай выглядел так, что ни у кого не могло возникнуть даже подозрения, что этот человек в состоянии кого-либо обмануть. Азимбай, сын Такежана, научился у Есентая его напускной суровости, которой тот прикрывал свои хитросплетения и коварство. Да и не только Азимбай — многие степные воротилы считали, что у Есентая нужно учиться да учиться, как жить на свете.

Сейчас Есентай, храня привычное молчание, зорко следил за Уразбаем, бесновавшимся от новостей, привезенных Жемтиком. Купец Сейсеке, услужливо поддакивая Уразбаю, также посылал проклятия на голову Абая и самыми последними словами ругал Дармена и Макен. Уразбай клялся разыскать беглецов, привести связанными в аул и казнить: привязать к хвосту коня и пустить волочиться за ним по степи, пока не изорвет их в клочья.

Узнав, что Абай находится в слободке, Уразбай поклялся отомстить и ему:

— Сейчас же потребую его к ответу! Уж на этот-то раз схвачу за ворот его самого и поставлю на колени!.. Растопчу проклятого в прах!

Не желая терять дорогого времени, он тут же усадил Есентая и Сейсеке в просторную байскую таратайку и отправил их к Абаю. Кучер стегнул белого аргамака, и посланцы Уразбая выехали из ворот на темную улицу.

Есентай, нагнувшись к Сейсеке, тихо буркнул себе под нос:

— Бай, ты не любитель степной тяжбы, да и не особенно в ней ловок, объяснение с нашим врагом предоставь мне. Я буду говорить, а ты сиди возле меня и молчи! С тебя и этого хватит!

Есентай нарочно говорил тихо, чтобы его не услышал кучер, а закончив, скрепил уговор, крепко ущипнув Сейсеке за ногу.

К Абаю они вошли без предупреждения, и приветствия их были кратки. Увидев неожиданных посетителей, Абай захлопнул лежавшую перед ним книгу, снял очки и взглядом указал Баймагамбету на дверь. Баймагамбет понял, поэт не желает, чтобы во время беседы с Есентаем и Сейсеке в комнату вошел кто-нибудь из посторонних, и, плотно притворив дверь, присел на корточки возле Абая.

Есентай, думающий, как всегда, лишь о конечном исходе тяжбы, которую заранее считал выигранной, сразу же, не давая противнику опомниться, приступил к деловому разговору и, назвав «преступников» по имени, передал, как разъярен Уразбай их бегством. Сохраняя на лице напыщенную важность, он искоса глянул на Абая и добавил:

— Ну, Ибрай, что ты скажешь?

Есентай был моложе Абая, но обращался к нему на «ты». Это он первый стал называть поэта Ибраем, и, следуя его примеру, Уразбай и все его приближенные тоже стали именовать Абая «Кунанбаевским Ибраем», а то и просто «Ибраем».

Абай знал, что тяжба, доверенная Есентаю, не кончится добром, и решил заставить его первым высказаться о своих намерениях. Живо повернув к нему свое открытое лицо и в упор глянув остро блеснувшими глазами, он потребовал: