Елена Криштоф - «Для сердца нужно верить» (Круг гения). Пушкин

Это — письмо юношеское, горячее и по горячим следам. Однако обратимся ещё к одному посланию. Оно написано в самом конце жизни. Хотя 10 ноября 1836 годе поэт всё-таки не может ещё знать, что конец его предрешён. Грусть возраста, времени и обстоятельств сквозит в его строчках. Письмо адресовано в Крым, в Артек, Н. Б. Голицыну [19] Письмо адресовано в Крым, в Артек Н. Б. Голицыну... — Голицын Николай Борисович (1794—1866) — князь; участник Отечественной войны 1812 г., отставной подполковник, военный историк, музыкант, литератор, богослов (католик), переводчик на французский язык произведений Пушкина и других русских поэтов. Познакомился с Пушкиным ещё в начале его литературной славы и общался с ним на протяжении всей его жизни. : «Как я завидую вашему прекрасному крымскому климату: письмо ваше разбудило по мне множество воспоминаний всякого рода. Там колыбель моего «Онегина», и вы, конечно, узнали некоторых лиц».

Узнали некоторых лиц. Эта фраза вот уже сколько десятилетий мучает пушкинистов. Не содержа вопроса, бесконечно задаёт его. Кого надо было узнать? Александра Раевского в Онегине [20] Кого надо было узнать? Александра Раевского в Онегине? — Раевский Александр Николаевич (1795—1868) — сын генерала Раевского. Участник Отечественной войны 1812 г., с 1817 г. полковник Рижского пехотного полка, с 1824 г. в отставке. С января 1826 г. камергер. Пушкин общался с ним на Северном Кавказе, в Крыму, Каменке, Киеве и Одессе. По некоторым характеристикам, отличался скептицизмом и саркастическим умом. Раевский был соперником Пушкина в романе с Е. К. Воронцовой. По некоторым сведениям, он был виновником обострения отношений Пушкина с М. С. Воронцовым. За причастность к декабристскому движению Раевский был арестован, но вскоре освобождён «с очистительным аттестатом». Исследователи творчества Пушкина считают, что черты его личности, по-видимому, отразились в стихотворениях «Демон» (1823), «Коварность» (1824), «Ангел» (1825). ? С их общим сплином и общей уверенностью, что люди — всего лишь двуногих тварей миллионы? Или следовало вспомнить барышень Раевских и попытаться отгадать: кому из статных и большеглазых дочерей генерала Пушкин обязан первой мыслью о русской женской душе?

Но может статься, и совсем не то имел в виду Пушкин?

Неподалёку от скромного имения Голицына высился холодновато-великолепный дворец Воронцовых, и каждое лето чета Воронцовых навещала свои крымские владения. И Николаю Борисовичу должен был прийти на память хорошо известный в Одессе малиновый берет графини? Так кстати пришедшийся в последней главе Онегина, украсивший на этот раз голову Татьяны — светской дамы...

Есть и ещё версия. История давней любви Элизы Браницкой [21] История давней любви Элизы Браницкой... — Жена М. С. Воронцова Елизавета Ксаверьевна была урождённой графиней Браницкой. к своему дальнему родственнику, блестящему молодому полковнику Александру Раевскому очень напоминала фабулу пушкинского романа в стихах. Та же любовь барышни с первого взгляда и ответное чувство много времени спустя, после того как провинциалка стала женой наместника царя на юге России.

Семейство Раевских из Керчи проехало в Феодосию, а оттуда бриг «Мингрелия» доставил путешественников в Гурзуф. Рано утром Пушкин увидел разноцветные горы, и они сияли. То величие, каким исполнен был Кавказ, здесь смягчалось иной красой — приютной. Долина между горами, в которую они как бы вплывали, была приютна. Что-то такое заключалось в этой долине, поросшей вдоль речки тополями, — показалось, он ждал этой встречи всю жизнь. И ещё на какое-то мгновенье мелькнуло: он приехал к своим, домой. Это ему навстречу с крыльца сбегают молодые девушки и сходит торопливо, но всё равно величественно мать семейства [22] ...сходит... величественно мать семейства... — Раевская Софья Алексеевна (урожд. Константинова; 1769—1844). . Она шла, придерживая шаль, властно, сильно отбивая юбки, сдерживающие шаг. Она была внучкой Ломоносова и этим занимала его сама по себе.

Она шла по ступеням, не глядя под ноги, высоко подняв всё ещё красивую голову на длинной, гордой шее. Шаль, спадая с плеча, развевалась за нею, и получалось, будто она придерживает не ускользавшую шаль, а — сердце.

Дочери бросились к ней с детским радостным визгом, но она как бы прошла сквозь младших, кинувшихся к ней, и сквозь старших, целующих генерала. Взгляд её был вопросителен и привязан почти видимой нитью к глазам мужа.