Николай Бахрошин - Месть базилевса

Вроде бы Тервел говорил не обидно, спокойно, а, по сути, выходило – учитель отчитывает ученика. Выходило – базилевс слишком спешил натешиться властью на завоеванных территориях и забыл об основной цели. Еще и римский «Трактат победы» этот варвар вспомнил… «Ничего, когда-нибудь посчитаемся! Посмотрим, кто лучший полководец – багрянорожденный Ираклид или дикий царек-болгарин!» – подумал базилевс, сдерживаясь, чтобы не вспылить.

Сказал он другое:

– Мудрость хана и брата полноводна как Борисфен. Умные речи – не только бальзам для ушей, но и услада сердцу. Клянусь спасением души, я сам думаю об этом последние дни, приятно, что наши мысли похожи, как две капли воды из одного кувшина… Армия застоялась, солдаты перестают слушаться командиров, а в окрестностях Томы скоро не останется ни капли вина… Истинно, хан и брат мой, безделье для войска опаснее любого противника. Завтра на рассвете мы выступаем! Пусть нечестивец Тиберий в Константинополе заранее роет себе могилу!

Невозмутимость хана все-таки дала трещину. Он ожидал чего угодно – возражений, споров, дикой, неуправляемой вспышки гнева, которыми славился Риномет, но только не такой вот уступчивости.

«С чего бы это?» – всерьез озаботился он…

– Я устал! Устал, устал, устал! – кричал базилевс Тиберий III. – Устал, слышите?! Вы хоть понимаете, как я устал?!

Стратиг фемы Опсинион патрикий Илья Колонн и архонт Константинополя Ираклий Деместр, двоюродный брат базилевса, покорно кивали в знак того, что слышат.

Еще бы не слышать! Стены рабочего кабинета правителя во Влахернском дворце, его высокие сводчатые потолки отражают звук не хуже, чем в иной церкви. Здесь и негромкое слово слышно из самых дальних углов, а уж такой визг…

Переглядываясь украдкой, военачальники выжидали, когда базилевс закончит орать и можно будет обсудить положение. Они оба – седой, невысокий, высушенный годами Колонн и огромный, грубый как неошкуренное бревно Деместр, надменный с равными, жестокий к подчиненным, втайне завидовавший военной славе патрикия, – были спокойны. Привыкли к Тиберию, который вспыхивает как сухая солома и прогорает так же быстро и без остатка. Сейчас, во времена смуты, они нужны базилевсу куда больше, чем он им. Это тоже надо учитывать.

– Во-первых, я устал от окружающей глупости! – вдруг взялся перечислять базилевс, тяжело поводя налитыми кровью глазами. Полные щеки дрожали, а губы ломались, выплевывая слова. – Во-вторых, устал от предательства! В-третьих, устал от бездействия моих командиров, которые только и думают, как бы повыгоднее перекинуться на сторону Риномета! В-четвертых…

В точности чиновник, составляющий список, подумал стратиг Колонн. Чиновником он когда-то был – нынешний багрянорожденный. Им же остался. Верит бумаге и не понимает людей – отсюда все его страхи.

Стратиг покосился на меченную оспой, тесанную без шлифовки рожу архонта столицы. Понял, тот подумал о том же. Может, только в других выражениях, с обычной своей жеребячьей грубостью. Архонт Деместр далеко не дурак, хотя по виду этого не скажешь…

От чего устал базилевс в-четвертых, так и осталось невыясненным. Тяжелая, высокая створка двери распахнулась без предупреждения, было слышно, как звякнуло оружие у отскочившего в сторону караульного схолария. Патриарх Каллиник, наместник Господа на земле, старец, конечно, благостный, но вездесущий как уховертка, вошел в кабинет удивительно быстро при своей грузной комплекции и тяжести золоченых риз.

Вот времена настали – в кабинет базилевса все вваливаются, словно солдаты в публичный дом…

– Базилевс, разреши сказать! Войска Риномета подходят к Константинополю! Конные болгары, эти Богом проклятые язычники, уже разоряют предместья! – провозгласил отче глубоким, хорошо поставленным голосом. Как с амвона провозгласил.

Военачальников новость не удивила. То, что войска мятежников движутся на столицу, не новость даже для водоносов. Но – быстро дошли, конечно, очень быстро. Болгарские всадники известны стремительностью…

– А почему об этом сообщает патриарх, а не докладывают разведчики? – чуть заметно поморщился стратиг, не терпевший пренебрежения уставным порядком даже в мелочах. Впрочем, тоже можно понять, у Каллиника свои причины бояться возвращения Ираклида. Властный старец когда-то так возмутился необузданностью его всевластия, что загремел бы в ссылку, побудь Юстиниан на троне еще хотя бы полгода. Христос говорил: «Не мир, но меч я принес вам!», а патриарх явно его подобрал за Спасителем, злословили в городе.