Николай Бахрошин - Месть базилевса

Воины засмеялись. Отпустили грека, отправились искать сами. Дорогой все еще усмехались находчивому хитроумию местных ромеев. Беда всей жизни, ужас от рождения не помешали больному припустить от них с такой скоростью, как мчится пугливая дева, когда ей подмигнет из-за камней горный тролль.

«Чудно – не город, а сплошные заборы! Будто здесь все только и делают, что прячутся друг от друга!» – не переставала удивляться Заринка. Воины, повидавшие и не такое, улыбались детскому изумлению девушки.

Наверное, предупредительный грек все-таки напутал. Та дверь в глухом, в два человеческих роста заборе, к которой они в результате вышли, никак не могла быть входом в дом богатого работорговца. Но постучали, раз уж пришли. Подождали и постучали сильней. Потом Ингвар Широкие Объятия пробурчал, что так, похоже, можно ждать до дня Рагнаради, когда сойдутся в битве светлый Асгард и темный Утгард. Кто – как, а он не собирается коротать здесь время до последнего сражения богов и людей. Силач пошатал доски, ударил в них необъятным плечом, отпрянул и ударил сильнее. Дверь вместе с обломками косяка рухнула внутрь, подняв клубы белой пыли.

Привязав коней на пустынной улице, вошли внутрь. Только теперь Любеня сообразил, что большая и богатая усадьба не может иметь один вход. Прошли бы вдоль забора дальше, наткнулись бы и на главные ворота, куда въезжают на лошадях и повозках. Впрочем, какая разница…

Никого из людей они так и не увидели. Усадьба как вымерла. Территория за забором оказалась обширной и порядком запущенной. Корявые, невысокие деревья сада, растрескавшаяся земля грядок, явно страдающая от недостатка воды и слишком жаркого солнца. Но что удивило – за грядками и деревьями начиналась земля, вытоптанная до каменной твердости. Здесь были клетки. Длинные, унылые ряды клеток из толстых брусьев с массивными запорами из железа. Внутри раскиданы вязанки подгнившей соломы, остро тянет запахом нечистот.

– Каких животных здесь держали? Любимых ромеями львов? – заинтересовался Любеня.

– Пусть упадет мне на голову молот Тора, если эти ромеи не обращаются с рабами хуже, чем со скотиной! – вдруг сказал Ингвар, с силой пнув какой-то глиняный черепок.

Конечно же! Клетки не для зверей, для людей! Где-то здесь держали Алексу…

Любеня подумал и вздрогнул от этой мысли. Уже по-другому глянул вокруг. Ну да, вон печь, сложенная прямо на улице, рядом брошен огромный котел, бурый от грязи – здесь, видимо, готовили для рабов пищу. А вон массивные деревянные колодки с отверстиями для голов и рук. Для непокорных… От самого этого места тянет ненавистью и страданием. Куда сильнее, чем гнилью и нечистотами…

Но где же люди?

– Рабам везде несладко, – коротко бросил Любеня, вспомнив прошлое. Он все еще стоял, осматриваясь. Хмурился.

Где-то здесь… Здесь была нежная Алекса, здесь страдала…

– Пошли, брат, – тронул его за плечо Косильщик. – Клянусь единственным глазом Одина, мне уже хочется найти этого Фоку Скилица.

– Да, идем.

– Любеня! – окликнула его Зара. Она тоже оглядывалась вокруг, зло поджав губы.

– Что, сестренка?

– Ты научишь меня сражаться? – спросила на языке поличей.

Любеня понял, о чем подумала девушка.

– Научу! – пообещал он.

Другая половина усадьбы Скилица оказалась не похожа на первую. Подстриженные до причудливых форм кусты тиса, пахучие кипарисы, аккуратно вымощенные дорожки, резные каменные скамейки. Сам дом не слишком большой, но отделанный тщательно и с любовью.

Работорговца не пришлось долго искать.

– Вы видите, уважаемые господа! – скоро донесся до них его голос. – Вы сами все можете видеть, кто бы вы ни были! Торговля моя прекратилась из-за этой войны, слуги разбежались со страха, надсмотрщики рабов подались в армию базилевса Юстиниана. Им больше не хочется работать, им хочется грабить… Благословен будь автократор!.. Идите – я же слышу ваши шаги, – идите смело, смотрите на разорение и несчастье старого Скилица! Мне больше нечего скрывать, потому что ничего у меня не осталось…

Причитая, маленький плешивый Фока, завернутый в старую тогу, выцветшую от стирки, со следами грубой штопки на видных местах, вышел навстречу им из тенистой глубины комнат. И осекся. Кто знает, кого он ожидал увидеть, но уж явно не варваров из страны льдов. Он открыл рот, потом снова закрыл. Острые глазки мелко и часто моргали.

– Ты будешь Фока Скилиц, работорговец из Томы? – спросил Косильщик.